Дикая Флетчер

Любопытные глаза Мейбл переходят с меня на папу и снова на меня. Интересно, как много она знает о нашей истории? Чувствует ли она напряжение в воздухе, пока мы находимся в одной комнате? Напряжение, которое, к счастью, кажется, медленно ослабевает.

Отец начинает расставлять шашки на доске.

– В то же время, на том же месте, малая?

Я стараюсь не обращать внимания на то, как сжимается мое нутро. Сегодня он называл ее так по меньшей мере полдюжины раз, и каждый раз это было для меня как сирена, напоминание о том, что у этого ребенка есть то, чего у меня никогда не было, даже все эти годы, когда я все еще звонила, а он все еще отвечал.

Несмотря на то, что они не состоят в кровном родстве.

Несмотря на то, что он и Агнес даже не вместе.

У них настоящие отношения отца и дочери.

Мейбл смотрит на часы на стене.

– Ладно, – с неохотой отвечает она. Но затем добавляет с дьявольской искоркой в глазах: – Я дам тебе выиграть завтра.

– Это была бы хорошая перемена.

– Началось. Увидимся. – Она наклоняется вперед и быстро целует моего отца в лоб, без малейшего колебания, будто делала это тысячу раз.

Как она отреагирует, когда узнает, что у него рак? Тот факт, что все до сих пор защищали ее от этой мрачной правды, говорит мне, что ничего хорошего не предвидится.

Мейбл хватает свитер, который перекинула через спинку папиного кресла.

– Эй, Калла, ты должна пойти со мной завтра собирать ягоды. Утром мы собираемся компанией из города.

Я отгоняю мрачные мысли.

– Ага, может быть.

Я не могу вспомнить, когда делала это в последний раз.

– Ладно.

Она пожимает плечами, словно для нее это не имеет никакого значения, но, помня слова Агнес о том, что я – новая блестящая вещь, я полагаю, что это притворство.

Так же быстро и легко, как Мейбл вошла в дверь, теперь она выходит, оставляя за собой ощутимое спокойствие.

– Надеюсь, тебе понравилась паста, – бурчу я, надкусывая яблоко. – Здесь осталось достаточно, чтобы накормить двадцать человек.

– Честно говоря, я не вижу разницы между едой этой недели и прошлой, – комментирует отец, глядя на мою пустую тарелку, которую я дважды наполняла салатом. – Жаль, что ты не можешь помочь мне с ней. Кажется, что для такого маленького человека ты можешь уместить много.

– Думаю, разница во времени подпортила мне аппетит, – признаю я. – К тому же мусорная панда Джоны испортила мой обед, так что сегодня я почти ничего не ела.

Отец хмурит брови.

– Мусорная панда?

– Енот.

– А. – Папа понимающе кивает, улыбаясь. – Значит, ты познакомилась с Бандитом.

– Он держит эту тварь вместо домашнего животного. Ты ведь знаешь это, да?

Папа смеется.

– Джона обнаружил, что енот живет под его домом, в прошлом году. Он был еще совсем маленьким. Видимо, потерял свою семью. Поэтому Джона стал подбрасывать ему кусочки еды, чтобы помочь, пока тот не отправится дальше. Но Бандит так этого и не сделал.

– Конечно нет. Никто не оставит шведский стол со всевозможной едой ради голодания в дикой природе.

– Джона соорудил ему небольшую нору на крыльце, и Бандит живет в ней. Кажется, ему очень удобно.

– Сегодня Джона его гладил, – морщусь я.

– Бандит – достаточно дружелюбный малыш. Ему нравится внимание.

Похоже, папа это одобряет.

– Вы, ребят, вообще понимаете, что еноты переносят болезни?

Отец отмахивается от моего беспокойства.

– Нет, он в порядке. Друг Джоны – ветеринар. Она сделала Бандиту прививку от бешенства. Вот уж они повеселились на славу. Джоне пришлось всадить в него усыпляющий дротик. – Папа делает паузу. – Конечно, я не думаю, что Мари должна делать им прививки, так что, если кто-то узнает… – Он бросает на меня предупреждающий взгляд.

– Кому я расскажу?

Кроме моей матери и Дианы, конечно.

Папа рассеянно переставляет шашки.

– А что насчет тебя? Я помню, как когда-то давно ты очень хотела завести собаку. Это итоге случилось?

– Нет. У Саймона аллергия почти на все четвероногое. Но это нормально. У меня и так слишком много всего происходит в жизни. Однажды мне подарили рыбку. На Рождество.

Отец хмурится в раздумье.

– Знаешь, мне кажется, я помню это.

– Его звали Гуппи. Он был… гуппи. – Я закатываю глаза от своей детской простоты. – Он продержался неделю, прежде чем его смыли в унитаз.

– Значит… никаких домашних животных?

– Никаких домашних животных. – Я фыркаю. – Не считая Тима и Сида.

Брови отца вопросительно поднимаются.

– Это два соседских енота, которые вечно меня терроризируют.

– Тебя терроризируют, – повторяет папа, и в его взгляде мелькает веселье. – Они кажутся ужасными существами.

– Они кошмарные! И огромные. В два раза больше, чем Бандит. И злобные.

Не то чтобы они когда-либо делали что-то ужасное помимо того, что раздражали меня до чертиков.

– А ты знаешь, что еноты не коренные жители Аляски?

– Этого я не знала, – медленно говорю я.

– А так и есть. Они были завезены в штат в 1930-х годах для торговли пушниной.

– Это… удивительно. – Я не могу сдержать сухости в своем тоне, что вызывает мягкий папин смех.