Дикая Лиза (Муж выходного дня)

Но схватка с тещей была лишь прелюдией перед грядущими испытаниями. Виталий об этом пока не подозревал, и думал лишь о том, что сегодняшний рабочий день будет едва ли не самым напряженным и длинным на нынешней неделе. Впрочем, она только начиналась, а в народе так и говорят: как зачнется, так и закончится.

Виталий вышел из кабинета и направился в соседнюю комнату. Она находилась рядом с бывшей супружеской спальней, в которую Морозов не заглядывал с момента обнаружения побега жены. Все здесь напоминало ему о былых счастливых моментах, которые воспринимались сейчас без всякой ностальгии, с горечью, а то и с откровенной ненавистью. По прошествии двух десятков лет он наконец-то понял, что никогда не был особенно любим, а решение Альвины отправиться с ним в Сибирь продиктовано было одним-единственным желанием, насолить бывшему мужу и заставить его мчаться следом за ней в даль несусветную, и, уливаясь слезами, умолять вернуться в священные театральные конюшни.

Но Тальников оказался мудрее и обошелся малой кровью. Послав вслед непутевой подруге несколько непечатных выражений, почти мгновенно нашел ей замену. Но для Виталия до сих пор оставался непонятным тот факт, почему вдруг признанного театрального мэтра потянуло на немолодую уже женщину, на несостоявшуюся актрису, которой Тальников, впрочем, передал почти все ведущие роли в своем театре. По слухам, Альвина вполне прилично с ними справилась, но все-таки звезд с неба не хватала. Или стареющего ловеласа поманило в теплое семейное гнездышко, которое Альвина при желании могла создать без особого труда? Его не испугало ни наличие грудного ребенка у нынешней пассии, ни полное отсутствие у нее средств к существованию. Роман Тальников был богат, и жалкая проза бытия волновала его меньше всего. Вероятно, воспоминания о первой чистой любви согревают души даже подобным циникам и эгоистам, к которым, несомненно, принадлежал Роман Тальников. Так думал Виталий Морозов, быстрым шагом минуя свою прежнюю спальню.

Возможно, он заблуждался по поводу своего последнего предположения, но углубиться в мысли ему помешал звонок мобильного телефона, который он включал с «первыми петухами», потому что давно уже приучил себя вставать не позднее пяти часов утра, чтобы на свежую голову поразмышлять над проблемами, которые ни в какую не решались накануне вечером…

На этот раз трубка осталась на рабочем столе в кабинете, и Виталий, чертыхнувшись, вернулся обратно. И правильно сделал, потому что звонил его старый приятель, начальник краевого УФСБ Владимир Сенчуков. Конечно, само слово «приятель» не слишком сочетается с аббревиатурой ФСБ, но Сенчукова и Морозова объединяло не только МВТУ имени Баумана, которое они закончили с разницей в один год, но и игра за сборную училища по волейболу, а позже, когда судьба свела их в Сибири, редкая совместная рыбалка или иногда пробежка на лыжах. Причем по лыжам Морозов был всегда впереди, а Сенчуков брал реванш на рыбалке…

— Слушай, — сказал в трубку Сенчуков, — тебе надо срочно подъехать в управление. Желательно, прямо сейчас!

— Прямо сейчас не могу! — ответил Виталий. — В восемь у меня важное совещание, потом встреча с журналистом из Москвы. — Он посмотрел на часы. — Через пять минут подойдет машина, а я еще без штанов.

— Ну и дела пошли! — Вздохнул тяжело Сенчуков. — Совсем берега потеряли! Разбаловали вас! Сам генерал госбезопасности тебе звонит, а ты кобенишься.

— Между прочим, я тоже генерал! — огрызнулся Морозов. — Говори, что случилось? Опять твои контрразведчики узбекского шпиона поймали?

— Не язви! А то обижусь! — вздохнул прямо в трубку Сенчуков. — Дело гораздо серьезнее, чем ты представляешь! Нам удалось обнаружить кое-что интересное касательно пропавшего самолета, вернее части его пассажиров. Но это все! Остальная информация не по телефону. — И уловив через мембрану участившееся дыхание своего собеседника, переспросил: — Так ты едешь? Или подождем, когда освободишься?

— Еду! — Не попрощавшись, Виталий отключил телефон и тут же набрал новый номер, теперь уже секретаря, чтобы предупредить ее о том, что совещание переносится на послеобеденное время, а визит журналиста откладывается на завтра. Никогда прежде Морозов не позволял себе подобных послаблений, но замаячившая впереди перспектива получения хоть какой-то информации о судьбе злосчастного самолета, заставила его забыть о должностных обязанностях и почувствовать себя вновь человеком.