Каландрилл наблюдал за колдуном-священником, исполнявшим обряд, и думал о том, что каждая подобная задержка на руку Рхыфамуну. Он вдруг понял, что врагу вовсе не надо расправляться ни с ним, ни с Брахтом, ни с Катей. Достаточно убивать одного за другим людей Чазали, дабы задержать их и беспрепятственно добраться до ворот Анвар-тенга либо до Боррхун-Маджа, колдовством пробудить Фарна и вернуть его в мир. Он попытался обуздать своё нетерпение, убеждая себя в том, что люди, погибшие ради общей цели, заслуживают достойного захоронения.
Вопли увагов не дали им спать и в эту ночь. Лошади храпели и били копытом. Как и в предыдущую ночь, Очен окружил бивак такими мощными колдовскими чарами, что они пеленой повисли над лагерем, держа на расстоянии как увагов, так и тенсаев. Но поспать им не удалось; люди были измотаны, но рвались в бой, то и дело в отчаянии пуская в лес стрелы. Каландрилл и его товарищи тоже нервничали, понимая, что их противник беспрепятственно скачет вперёд к своей пагубной цели.
Глава девятая
Всадники продолжили путь с утроенной осторожностью, стараясь скорее проскочить меж деревьями и постоянно оглядываясь в ожидании новой засады. Глаза их слезились от напряжения и усталости. Однако утро прошло спокойно. Солнце взмыло в голубое небо в ореоле лёгких перистых белоснежных облаков. С севера потянул прохладный, свежий, пахнущий хвоей ветерок. В ветвях деревьев беззаботно щебетали птицы; дважды дорогу им перебегали олени, а один раз прохромал огромный боров.
К полудню они добрались до новой деревни.
Каландрилл обвёл взглядом молчаливую сельскую картинку, вспоминая все, чему учил его Очен в попытке определить присутствие оккультных сил. Страшное, кошмарное ощущение вроде того, что овладело им при подъезде к форту у Кесс-Имбруна, навалилось на него и сейчас. В аромате хвои, приносимом ветерком, ему почудилась вонь мертвечины и запах миндаля. Очен хмурился, разглядывая избы за частоколом. Каландрилл вытащил меч. Поля были пусты: ни скота, ни работающих гетту. Сквозь открытые ворота они не видели в деревне ни малейшего движения, ни дымка, не слышали лая собак — все замерло.
— Здесь нет живых, — грустно пробормотал вазирь. Поднимая тучу брызг, они вброд пересекли реку. Котузены чёрной стеной сомкнулись вокруг путников, когда Чазали, приказав им остановиться, заглянул в ворота. По следующему его приказу пятеро воинов соскочили с лошадей и с мечами наизготовку побежали в деревню.
Они вернулись очень быстро и доложили, что в деревне не осталось ни одной живой души, что все жестоко уничтожены, как и разведчики перед этим.
Чазали глухо за вуалью выругался, котузены сердито забормотали. Очен проговорил:
— Они хотят запугать нас.
Каландриллу показалось, что он с трудом сдерживается.
— Ты исполнишь обряд? — Чазали был явно взбешён и потрясён размерами кровопролития: впервые он позволил сомнению взять над собой верх. — Есть ли у нас время?
— Таков наш долг перед ними. — Очен спустился с коня и через плечо приказал, чтобы ему приготовили факелы. — Но мы ненадолго.
Распевая, он подошёл к воротам с поднятыми руками. Тем временем воины изготовили и зажгли факелы. Колдун взмахнул рукой, и котузены побежали меж грубо сколоченных изб, поджигая их. Дерево было сухим, и через несколько мгновений огонь приступил к своей очистительной работе. Чёрный столб дыма врезался в лазурное чистое небо. Каландрилл зажал ноздри, чтобы не вдыхать сладковатый запах горящего мяса, Очен опустил руки, прекратил пение и устало вернулся к лошади.
Дорога стала взбираться вверх. Вместо следовавших друг за другом долин она перескакивала с одной огромной, словно рукотворной, террасы на другую. Каждая представляла собой лёгкий склон, ведший к широкой площадке, за которой опять начинался пологий подъем. Всадники ехали среди елей, болиголова и лиственниц, отбрасывавших на землю причудливые тени, казавшиеся страшными после побоищ, кои оставили они позади.
Они ехали целый день до тех пор, пока столб дыма позади не пропал из виду, и только тогда остановились на привал, и то лишь для того, чтобы дать отдохнуть животным. Бесчинства увагов лишили людей аппетита.
— Ахрд! — бормотал Брахт, кормя вороного. — Я бы предпочёл встретиться с ними в открытой схватке, чем так.
— Истинно, — кивнул Каландрилл. — Их способ ведения войны выводит человека из равновесия.
— Очен прав, — заметила Катя, — они хотят измотать нас.
— И у них это получается, — вставил Брахт. — Как вы думаете, удастся ли поспать хоть сегодня?
Вануйка пожала плечами, вздохнула и откинула с лица пряди льняных волос. Глаза у неё, как у Брахта и Каландрилла, были красными от бессонницы и с тёмными тенями вокруг. Из всех — за исключением Очена, державшегося за счёт своего оккультного таланта, — только Ценнайра не выглядела измождённой, глаза её по-прежнему живо блестели, кожа дышала свежестью, и Каландрилл, желая сделать ей комплимент, сказал:
— Трудности, похоже, идут тебе только на пользу.
— То есть? — переспросила она, насторожившись.