Сапоги мои, насквозь вымокшие, Андрей сразу просушил, но ногам оставалось неуютно. В животе булькало, предаваясь тоскливым воспоминаниям о запеченной утке и имбирных пряниках. Даже аппетит проснулся по такому несчастному случаю.
– Не могу шевельнуться, – сбивчиво объяснила Карпову, озираясь по сторонам.
Тут и там чернели решетки пустующих адаптационных вольеров. Тихо, пусто, ни души… И до утра нас, застрявших в невидимой ловушке, никто не найдет. Та-да-да-дамм.
Холодок прошелся от поясницы к лопаткам, упиравшимся в прозрачное нечто. Я успела разволноваться и оцепенеть от ужаса, чувствуя себя мухой, увязшей в яблочном конфитюре.
Застрять в центре закрытого Заповедника – в голоде и холоде! – было последним, чего бы я хотела под Рождество. Хотя бы потому, что однажды я уже мерзла посреди равнодушных сугробов. И тот колючий мороз, иглами пробиравшийся под задубевшую юбку, за целый год не изгладился из памяти.
Но Демон моей внезапной паники не разделял. Напротив, источал собой уверенность, что все правильно и ему по вкусу.
– Идеально, – кивнул он, ухмыляясь. – Теперь я понял, чего не хватает в нашей спальне.
Андрей вскинул голову вверх, устремляя взгляд в звездное небо над Эстер-Хазом. Над нами нависали извилистые ветви голого дерева, уснувшего до весны. Те, что склонялись к нашим макушкам, были увиты зеленой паутинкой, усыпанной белыми шариками. Круглые «ягоды» так странно смотрелись в зимнем пейзаже, что хотелось поморгать и проснуться.
– Это дикая омела. Мелкая пакостница, – спокойным, бархатистым тоном пояснил Карпов, притягивая меня к себе. – Застрять под ней в лесу – то еще развлечение. В городе ее давно вывели, но в заповедных зонах Обиженная Омелия еще растет. Не бойся, трусиха.
Я протянула руку, аккуратно касаясь белой ягодки. В Оранжерее Вяземских я таких не видела, но будь растение ядовитым или дурно воспитанным, Андрей давно бы пресек мои дружелюбные поползновения. А раз не пресек…
Я искоса посмотрела на уже-не-такого-и-мрачного Демона. С подозрением сощурилась, набрасывая в голове мысли, какие еще эффекты дает стояние под омелой. Больно довольным выглядел Карпов: мне знаком этот предвкушающий взгляд.
– Я бы хотела узнать поподробнее, какое воздействие оказывают безобидные цветочки, прежде чем вешать это чудо в нашей спальне, – проворчала, тайком ощупывая невидимую стенку. Она никуда не исчезла, и спокойствие Андрея настораживало. – Отбивают глупые мысли? Возвращают аппетит? Превращают мозг обратно в малиновое желе?
Коварные веточки лениво покачивались на ветру, пока мне дурнело от собственных фантазий. Но глупая затея с похищением тигрицы все еще волновала разум, а мозг мой в последние месяцы и без того плохо функционировал. Вряд ли в том есть вина Омелии.
Прикинула заодно, как бы эти веточки смотрелись в интерьере нашей спальни. Слишком зеленые, слишком подозрительные… Со всех сторон выходило, что они там лишние. А если Карпову хочется завести у нас на территории что-то древнее и магическое… То я бы начала с единорога.
9.2
– Не бойся, Ани, она не кусается, – с ехидной улыбкой «успокоил» Андрей. Намекал, что он куда опаснее омелы. И у него был тяжелый день. – Просто очень вредное растение.
– Вредное?
Это явно была не та омела, которую показывали в кино… Но очень похожая. Интересно, традиции моего мира – обычного, человеческого – имели отношение к магическому цветку?
– Особенно ее характер портится в канун Рождества. Можно час под Омелией провести, если не удовлетворить ее истинно женское любопытство… – с коварной хрипотцой в голосе поведал Карпов, демонстративно ощупывая преграду.
Попались мы оба, но беспокоило это одну меня. Очень, очень беспокоило.
Игнорируя предупредительный взгляд Андрея, я попробовала пробить стенку магией, но кольцо даже не нагрелось. Чувство, что внутри меня вырубило все капли разом.
– И чего ей от нас надо? – с упреком взглянула на шурхово растение, не желавшее нас отпускать.
До реализации моего плана было рукой подать. Если бы не омела, я бы легко дотянулась пальцами до вольера с Сажелью и отперла замок. Кто же знал, что на Рождество Заповедник охраняется не только чарами…
– Чтобы я тебя отшлепал, – серьезно кивнул Демон. – За непослушание.
– Садистка лохматая! А если я не дамся? – возмутилась перспективе.
Не так я представляла себе Рождество с Демоном. Ой, не так.
– А куда ж ты сбежишь, Милая Леди? – хохотнул негодяй, потирая огромные лапищи. Которыми, вестимо, собирался шлепать. – Тогда мы тут надолго застрянем. Придется потерпеть, пигалица…
– Вот уж нет, – помахала указательным пальцем перед демоническим носом.
– Я ласково…
Бежать от Демона было решительно некуда. Сзади в меня упиралась стопка невидимых, но осязаемых кирпичей. Спереди… стопка видимых. И тоже осязаемых.
– А если бы я одна под ней застряла? – воскликнула возмущенно, по инерции тыкаясь в уплотнившийся вокруг нас воздух. Поняла уже, что скорее в сосульку превращусь, чем из плена выберусь.