Дикая охота. Полотно дорог (СИ)

Вблизи Даэн сумела рассмотреть цветок. Лепестки оказались темными – то ли синими, то ли фиолетовыми, острой формы – но очень нежными. И крепкими – ни холодные ветра, ни неосторожное касание не смогли повредить горечавку. Даэн осторожно протянула руку и бережно сорвала три цветка, пряча их к сердцу. Прости меня, земная звездочка – я беру не для себя. Прошу защиты твоей, обережница. Сохрани нас, как я обещаю сохранить тебя. Пять оставшихся на выступе стебельков качнулись, приникая по велению ветра к ее ладони, и Даэн огладила пальцем нежные лепестки, в которых не застыла жизнь. Надеюсь, даже на Изломе ты будешь цвести.

Осторожно спустившись со скалы, Даэн направилась к химерам, на которых уже восседали Меред и Атеа. Аллэи помогла Даэн с креплениями, взобралась сами позади Меред, и они продолжили путь через Перевал Химер. Ветер немного стих, и теперь к запаху снега, скал и высоты примешался еще один аромат – едва различимый, тонкий запах нежных цветков, бережно сложенных в защитный мешочек на груди. Там же лежал плоский голубой камешек с белыми прожилками, найденный ею еще в бытность Птенцом, и засохшая ягодка земляники с южных полянок Гарварнского леса. Теперь у меня три сокровища. Даэн вновь прикрыла глаза, подставляя лицо ветру – она не сомневалась, что химера идет след в след за своей сестрой, а потому направлять ее нет нужды. А ее саму сейчас вновь затягивали воспоминания, противиться которым женщина не могла и не хотела.

Маленькая черноволосая ведьма южных пустынных холмов. Маленькая ведьма южных пустынных холмов. Маленькая ведьма южных пустынных…

Даэн нахмурилась, черкая строчку, и надкусила спелое яблоко, сосредоточенно жуя. Сладкий сок потек по подбородку, но она не обратила на это никакого внимания. С самого утра девочке не было покоя, а в голове вертелся образ Мары, с которой она познакомилась пару дней назад в лесу.

«Маленькая ведьма южных пустынных холмов…»

Буквы получались корявыми, одна выше другой, и Даэн хмурилась еще сильнее. Только она собиралась вновь зачеркнуть строку, как по коже вновь пробежал холодок, а следом за ним на клочке пергамента появилась еще одна строчка, торопливо записываемая детской рукой с длинными тонкими пальцами, пестрящими мелкими царапинками от ежевичных иголок.

«…танцует, запрокинув голову, где-то на самом краю лета…»

И с чего бы это, ничего она не танцевала! Только смотрела, как испуганный котенок, даром что шерсть на загривке не топорщила! Но строку почему-то черкать не хотелось. Даэн снова потянулась за яблоком, но, передумав, отложила его в сторону. Стихи писать – дело серьезное.

«а над ней в высокой вышине…»

Нет, ну что это! Девочка быстро-быстро зачеркнула, ругая себя: ну еще бы вышина не была высокой, это даже дети знают. Лучше вот так.

«… а над ней в немыслимой вышине алые, будто кровь…»

Вот это хорошо, вот это – прямо как в песнях о героях, которые отец пел. И Даэн очень нравилось слово «немыслимый». Такое красивое, такое… взрослое!

«…разгораются первые лучи наступающего рассвета».*

Вот это да. Даэн перечитала четверостишие, не веря своим глазам. Разве могла она так говорить? Разве это – ее слово? И так неважно, что Мара вовсе не танцевала на рассвете, не запрокидывала голову, смеясь, и встретились они не на холмах, а в лесу – ну и что? Даэн готова была хоть на крови поклясться: она видела все это. Видела.

Даэн не замечала ни проносящихся мимо встающих из заснеженной земли скал, ни неба, начавшего бледнеть и наливаться зеленоватым цветом на востоке, ни химеры, бегущей рядом. Из сладкого, земляничного, летнего воспоминания ее вырвал окрик Аллэи.

- Ну хвала богам, услышала! Я уж думала, что придется тебя на руках к пещерам тащить, - Аллэи скрестила руки на груди, с интересом глядя на Даэн, - Заснула что ль?

Даэн часто заморгала, озираясь по сторонам. Она даже не помнила, как давно они покинули Перевал – только ныне снежная пустошь с темными силуэтами скал виднелась далеко позади, а перед ними, насколько хватало глаз, расстилались горы. Самые настоящие, северные, вечно голодные горы, выпивающие все тепло из тела, но дающие взамен покой и блаженную тишину. Химеры беспокойно топтались на широком выступе, переминаясь с лапы на лапу, и с нетерпением глядели назад, тихо урча.