Дикая полынь

Борис Бравштейн, молодой и перспективный руководитель проектного бюро, сын погибших на фронте участников Отечественной войны, уговорил жену уехать в Израиль. Уже впоследствии он понял, какую пагубную для него роль сыграло общение с гастролировавшими в Киеве тель-авивскими артистами и "случайные" встречи с туристами из государства Израиль. Расписывая "рай на земле предков", они внушили Бравштейну, что он обязан жить и работать в еврейской стране.

И Борис с женой оставляют в Киеве родственников и вместе с детьми уезжают из СССР. Два года провели они в Израиле. Работу молодые инженеры получили приличную. У них была и хорошая, по израильским понятиям, квартира. Но с каждым днем супруги все явственней ощущали, что совершена большая ошибка, да только не решались признаться в этом друг другу. Но однажды в один из выходных дней супруги откровенно объяснились и бесповоротно решили: ошибка не должна стать роковой, надо покинуть Израиль!

Что их натолкнуло на такое решение? Чтобы ответить на этот вопрос, я воспользуюсь высказываниями Бориса Бравштейна в беседе с венскими журналистами, исключив те, что совпадают с признаниями кандидата наук Рубинштейна и конструктора Гитберга.

— Разве пойдет в горло кусок, когда знаешь, что приехавший вместе с нами из Советского Союза немолодой рабочий превратился в безработного и питается впроголодь? Безработный! До приезда в Израиль это было для нас отвлеченное понятие.

Разве могли мы спокойно спать, когда нашу тяжелобольную знакомую не взяли в госпиталь: у обнищавшей женщины не было денег на оплату лечения. Но это еще не предел бесчеловечного отношения к больным. Мы с женой видели больных детей, вышвырнутых из госпиталя после того, как их родители просрочили уплату денег за лечение.

А могли мы безучастно наблюдать, как полицейские избивают инвалидов! Только за то, что они посмели протестовать против уменьшения размера пособий. А ведь инвалиды принадлежали к так называемым ватикам, коренным жителям Палестины, считающимися в Израиле привилегированными гражданами. Но так как они нищие и бессильные, их всячески третируют. Вот вам права человека по-израильски!

Вскоре жестокий уклад израильской жизни обрушился непосредственно на самих Бравштейнов. Их детей в школе отказались признать евреями и дали им кличку "необрезанных". Родители безуспешно обращались в различные мисрады, но им неизменно советовали подать прошение религиозным властям. Нетрудно представить, как встретили бы в раввинате мужа и жену, нарушивших обычаи святой веры. Детишкам же стало невмоготу посещать школу, их там высмеивали, травили. На своих ранцах и куртках они обнаруживали оскорбительные надписи. Счастливое детство, ничего не скажешь!

А тут еще Бравштейн с нескрываемой гордостью рассказал своим сослуживцам, что его брат в Киеве награжден орденом. Человек с израильским паспортом гордится таким братом? Кое-кто усмотрел в этом антиизраильские настроения. Последовали новые неприятности…

Думаю, перечисленного уже достаточно, чтобы понять, почему Борис Бравштейн заявил венским журналистам:

— Провести четыре месяца в Вене без постоянной работы, но в постоянном страхе перед провокациями сохнутовцев не очень-то сладко. Однако эти четыре месяца показались мне курортом в сравнении с двухгодичной каторгой в Израиле. А ведь я так туда рвался — должен честно сказать об этом…

Еще одна "благополучная" чета: он, Федор Давидович Эдельбург, работал в Киеве ведущим технологом одного из научно-исследовательских институтов, она, Анна Борисовна Теплицкая, получила в СССР высшее театральное образование.

Трудно, конечно, теперь поверить им, что, уезжая в Израиль, они заранее решили для себя: это, мол, не навсегда. Вряд ли научный работник и режиссер художественной самодеятельности не понимали, что с советским гражданством нельзя нельзя играть в бирюльки.

И беседуя со мной, муж проявлял поразительную для научного работника то ли, извините, политическую тупость, то ли невероятный инфантилизм. С упорством чеховского "интеллигентного бревна" он монотонно твердил: "Я ведь на практике понял (понадобилась, видите ли, практика! — Ц.С.), что в Израиле мне места нет. Ну хорошо, допустим, я поступил нелогично, подмахнув заявление об отказе от советского гражданства. Но ведь тот самый майор милиции, которому я вручил свое неправильное заявление, может получить пять, десять, двадцать моих заявлений, что я согласен вновь стать советским гражданином.

"Согласен" — вот так формулировочка!

Я терпеливо разъяснял Федору Давидовичу, что вопрос о предоставлении советского гражданства решается согласно нашим законам Президиумом Верховного Совета СССР. Но мой собеседник, словно не слыша моих слов, продолжал жаловаться на "черствых" работников советского консульства за то, что они в Австрии совершенно не заботятся о нем, "ошибочно" вернувшим работникам киевской милиции свой советский паспорт "за ненадобностью".