Дикая принцесса

Моя лодыжка пульсирует, отдавая болью в ногу, но я знаю, что сейчас нельзя ее щадить. Если я позволю ей замедлить или остановить меня, то могу и умереть. Я не знаю, планируют ли эти люди убить меня сейчас или отвезти куда-то еще, но это и неважно. Неважно, какой исход они запланировали, либо смерть сейчас, либо участь хуже смерти, пока она не придет за мной в конце концов. Попасться — не вариант. Я повторяю это снова и снова, пока бегу с Левином, боль в ноге нарастает, пока я не чувствую лишь жжение и пульсирующее тепло от лодыжки до бедра, но я не сбавляю темп.

Я избежала авиакатастрофы и верной смерти на пляже не для того, чтобы сейчас меня поймали и потащили обратно к Диего.

Я вижу, что район, в котором мы находимся, становится все хуже, пока мы с Левином бежим, пересекая улицы и ныряя в переулки, пока, наконец, он не прижимает меня к каменной стене, его грудь вздымается, а рука давит мне на живот, удерживая меня, пока он заглядывает за угол.

Я была так сосредоточена на боли в ноге, что даже не заметила, как горят мои легкие, как в боку образуется болезненный шов, но теперь меня всецело захлестнула боль, и я никогда не испытывала такого облегчения, как в тот момент, когда Левин оглянулся на меня и кивнул.

— Думаю, мы их потеряли, — тихо говорит он. — Пойдем. Нам нужно найти место, где мы могли бы приютиться на некоторое время.

— У нас нет денег. — Я чувствую, как меня охватывает холодная паника, шок от этой ночи захлестывает меня. — Что мы будем делать…

— Просто предоставь это мне. — Левин обхватывает меня за талию, и его прежняя неловкость по поводу моих прикосновений, кажется, исчезает, когда он помогает мне хромать по улице, держась поближе к зданиям и оглядываясь по сторонам. Сейчас очень раннее утро, и улицы кажутся совершенно пустынными.

— Я же говорил тебе, Елена, — пробормотал он, глядя на меня сверху вниз. — Это та опасность, от которой я могу тебя защитить.

Пока мы медленно и неуклюже идем по улице, я понимаю, что все еще верю ему. Пляж был пугающим, безнадежным, но это… это, я думаю, он держит под контролем. Я верю, что он найдет выход.

Мы останавливаемся у небольшого застекленного закутка, и я вижу, как Левин заглядывает внутрь. У дальней стены стоит банкомат, и Левин осматривает помещение, его глаза сужаются.

— Здесь нет камер наблюдения, — тихо говорит он, и я моргаю, глядя на него.

— Откуда ты знаешь?

— Здесь нет света. У работающей камеры есть мигающий свет. — Он указывает жестом на переулок рядом с нами. — Подожди там, Елена.

Я пристально смотрю на него.

— Что ты собираешься делать?

Его челюсть сжимается.

— Я собираюсь взломать замок на этой двери, а затем взломать банкомат, чтобы мы могли снять комнату на ночь, — решительно говорит он. — А ты будешь ждать меня в том переулке, пока я не закончу.

— А что, если тебя поймают? — Мое сердце снова заколотилось, когда я уставилась на него, широко раскрыв глаза. Это что-то новое, далеко не похожее на то, что я когда-либо представляла себе, как мы, или он делаем. — Левин…

— Меня не поймают, — твердо говорит он. — Но если по какой-то причине поймают, то ты будешь бежать как черт от ладана и попытаешься найти мексиканское посольство и узнать, смогут ли они вернуть тебя отцу. Не знаю, получится ли это, но, по крайней мере, они не будут обвинять тебя в преступлениях твоего отца. Возможно, тебе удастся получить какую-то помощь. Это будет твой лучший шанс, если меня не станет.

У меня голова идет кругом, и я открываю рот, чтобы задать еще один вопрос, но Левин резко качает головой.

— Елена, делай то, что я говорю. У нас нет времени, чтобы продолжать говорить об этом.

Я киваю, сглатывая страх, и отступаю назад в переулок, прижимаясь к стене и стараясь стать как можно меньше. С каждой секундой в моей голове прокручивается дюжина сценариев, каждый из которых хуже предыдущего, и все они заканчиваются тем, что Левина хватают или убивают, когда он пытается взломать банкомат.

Возьми себя в руки, говорю я себе, стараясь выровнять дыхание и прислушиваясь, нет ли чего-нибудь необычного, не раздаются ли шаги, не прервут ли Левина. Я дочь одного из крупнейших боссов картеля в Мексике, и я схожу с ума из-за небольшой кражи?

Преступные предприятия моего отца всегда казались мне очень далекими. Я всегда знала, за счет чего финансируется наш прекрасный дом и роскошь, которой мы с сестрой предавались, но мне было легко об этом не думать. Меня это никогда не трогало. Даже нападки Диего были вызваны его ревностью и гневом, а не тем, чем занимался мой отец на "работе". Это гораздо ближе, более личное ощущение. Я не могу так просто игнорировать то, что делает Левин.