Ожидание кажется бесконечным. Когда я слышу шаги, меня начинает тошнить от нервов, и я чуть не выпрыгиваю из кожи, прежде чем слышу голос Левина, очень низкий, произносящий мое имя.
— Пойдем, Елена, — пробормотал он. — Нам нужно уходить отсюда, и быстро.
Я не помню, чтобы когда-либо в своей жизни чувствовала себя настолько измотанной, во всех возможных отношениях: физически, эмоционально, умственно. Я просто киваю, не в силах придумать, что сказать, и позволяю ему взять меня за руку, помогая спуститься в переулок, где Левин только что украл, как я предполагаю, немалую сумму денег.
— Еще немного, — тихо говорит Левин. — А потом мы сможем остановиться.
Когда мы останавливаемся, то оказываемся перед мотелем, который едва ли можно так назвать. В окне висит полу-светящаяся вывеска "Свободно", и все номера доступны снаружи. Это далеко не так безопасно, но даже я, не спрашивая, понимаю, что сейчас у нас не так уж много вариантов.
Левин подходит к окну, где сидит скучающего вида клерк, полусонный, с раскрытым журналом на столе перед ним. Она смотрит на нас полуприкрытыми глазами, и Левин роется в кармане, протягивая ей несколько купюр.
— Доплата, если не задаете вопросов, — ровно говорит он, и она пожимает плечами.
— Вот ключ. — Она протягивает ему ключ на пластиковом кольце, и Левин берет его, быстро отходя от окна, а я все еще прижимаюсь к его боку.
— Быстрее, — бормочет он, глядя на ключ, пока мы идем. — Думаю, это здесь, внизу.
Только когда мы оказываемся внутри комнаты, я чувствую, что снова могу дышать, и это оказывается не так уж приятно. В комнате стоит затхлый запах, который, смешиваясь с сильным антисептическим запахом промышленных чистящих средств, что заставляет мой нос гореть, а горло зудеть. Но мы, по крайней мере, находимся в большей безопасности, чем несколько минут назад.
Мы внутри и вне поля зрения.
Левин подходит к большому окну, выходящему на парковку, и задергивает аляповатые цветочные шторы, выглядывая через небольшую щель.
— Это не идеальный вариант, — тихо говорит он, отступая к одной двуспальной кровати в центре комнаты. — Но это лучше, чем быть под открытым небом.
Я киваю, устало опускаясь на край кровати.
— Тебе удалось взять наличные в банкомате? — Я смотрю на Левина, стоящего напротив меня, закутанного в слишком короткий гостиничный халат, который оставляет обнаженными большую часть его бедер и все мускулистые икры, и мне приходится сдерживать смех. Он выглядит совершенно нелепо, и, когда в моей голове возникает образ того, как мы, должно быть, выглядели, бегая по городу вместе в таком виде, мне приходится прикусить нижнюю губу, чтобы не разразиться смехом, который, как я знаю, перейдет в истерику.
— Немного. — Левин проводит рукой по волосам. — Должно быть, его недавно опустошили, потому что там не так много, как я надеялся. Но этого хватит, чтобы продержаться некоторое время, пока я не придумаю что-нибудь еще.
Он поморщился и посмотрел на подошвы своих ног.
— Черт, если бегать по городу босиком было не такой уж плохой идеей. Ты в порядке?
Я киваю.
— Лодыжка очень болит. Но я не наступила ни на что плохое и не повредила себе ничего, кроме этого. Бок болит, но ничего не повреждено.
Левин кивает.
— Тебе нужно постараться поспать, — говорит он наконец. — Я знаю, что это нелегко, но я буду бодрствовать и нести вахту. Ты должна хотя бы немного отдохнуть.
Я знаю, что он прав. Я устала так, как никогда раньше, даже после аварии. Я чувствую себя полностью вымотанной во всех возможных отношениях. Но в то же время адреналин от бегства из отеля все еще бурлит во мне, оставляя меня слишком возбужденной, чтобы уснуть.
— Я постараюсь, — говорю я ему, но уже знаю, что это будет безнадежно. Я хромаю в ванную, чтобы помочиться, брызгаю водой на лицо и ополаскиваю ноги в ванне, морщась от грязной воды, которая стекает в слив. Слава богу, я не наступила ни на что, что могло бы причинить мне боль, думаю я, вытираясь, вспоминая наш бешеный бег по переулкам и улицам. Отсутствие обуви казалось мелочью по сравнению с тем, что за нами гнались, как я могу предположить, головорезы Диего, но теперь, когда угроза отступила, я понимаю, как плохо это могло быть.
Когда я выхожу из ванной, я вижу Левина, сидящего в неудобном кресле у окна, его пистолет лежит на коленях, а на лице застыли жесткие, обеспокоенные черты. Я все еще чувствую, как во мне пульсируют все тревоги этой ночи, и понимаю, что заснуть мне не удастся.