Дикая принцесса

Каждый раз, когда я останавливал себя от их покупки, я говорил себе, что больше не буду этого делать. Я буду сопротивляться искушению. А потом, когда я снова оказывался с ней в мотеле и искушение становилось слишком сильным, я говорил себе, что отступлю. Что остановлюсь до того, как войду в нее.

Наступает момент, и я не могу остановиться.

Она ничего не сказала об этом, и мне становится интересно, думала ли она вообще об этом. Неважно, думала ли она. Я должен быть ответственным. Тот, кто защищает ее, в том числе защищает ее от моего собственного недостатка самоконтроля.

Чувство вины, которое нахлынуло на меня при этой мысли, заставило меня встать с кровати и отправиться в душ. Это неважно, говорю я себе. Мы заберем паспорта сегодня. Надеюсь, у него есть пилот, и мы сможем оказаться в Бостоне уже завтра. Возможно, это утро было последним, когда у меня была возможность все испортить, проиграв битву с собственным самоконтролем, когда дело касалось Елены Сантьяго.

То, что от этой мысли у меня заныло в груди, не удивляет. Но я знаю, что мне не должно быть больно думать о том, чтобы оставить ее в Бостоне. У меня нет права испытывать к ней какие-либо чувства. Никогда не было и не будет.

Я могу сказать, что ее задевает тот факт, что я так быстро встал, уйдя в душ. Она проталкивается мимо меня, чтобы пойти взять свои вещи, дает мне беглое "доброе утро" и не удосуживается спросить меня, собираюсь ли я завтракать. Она знает, что собираюсь, мы каждое утро проделываем эту процедуру, иногда оба в душе, а иногда по отдельности, но обычно она спрашивает.

Будет лучше, если она расстроится, говорю я себе, одеваясь. Если она расстроена, значит, она будет держать между вами дистанцию. Это лучше в долгосрочной перспективе. А то, что в груди до сих пор болит, еще одна причина, почему это к лучшему.

Когда я возвращаюсь, она уже сидит за маленьким столиком, похоже, все эти мотели обставлены одинаково, и читает свою книгу. Она поднимает взгляд, когда я вхожу, ее лицо напряжено.

— Мы забираем паспорта сегодня?

Я киваю, передавая ей контейнер с завтраком.

— Мы поедем через несколько часов. Я не хочу отправляться слишком рано и возвращаться обратно.

Она кивает, набрасываясь на еду, похоже, без особого аппетита.

— А потом?

— А потом, если повезет, он найдет для нас пилота и самолет. Может быть, сегодня вечером, может быть, через пару дней, но очень скоро мы должны отправиться в Бостон. Ты не успеешь оглянуться, как окажешься у своей сестры. — Я говорю последнее слово ободряюще, желая подбодрить ее, но Елена просто смотрит на меня.

— Все было не так уж плохо, — тихо говорит она. — С последних событий уже как несколько ночей за нами никто не охотился. Может, они решили, что дело проиграно.

Я с любопытством смотрю на нее.

— В любом случае, мы должны доставить тебя в Бостон. А мне нужно вернуться в Нью-Йорк.

Ее лицо опускается, хотя я вижу, что она пытается это скрыть.

— Да, я знаю.

Несколько часов до того, как мы пойдем забирать паспорта, проходят в напряжении. Елена сидит и тихо читает свою книгу, пока я собираю наши вещи в один из пакетов, и тишина становится тяжелой. Когда мы уходим, она идет за мной, не говоря ни слова, как и все остальное, это стало частью нашего распорядка.

Я замечаю, что она уже не так сильно хромает, когда мы направляемся к главной дороге, чтобы поймать такси. Ее лодыжка зажила хорошо, особенно если учесть, что последние несколько дней она в основном не была в покое.

— Рад видеть, что теперь тебе не так больно ходить, — говорю я ей, поднимая руку, чтобы поймать такси, и Елена кивает, все еще слегка отводя взгляд.

— Мне гораздо лучше, — нейтрально отвечает она, забираясь в такси, как только я открываю дверь, и оставляя между нами зазор, который кажется намеренным.

Все к лучшему, напоминаю я себе, но в груди остается тупая боль. Я забочусь о ней больше, чем следовало бы, и чем скорее я смогу установить между нами реальную физическую дистанцию, тем лучше. Если Елена уже делает это, то мне будет только легче.

— Держись рядом со мной, — предупреждаю я ее, когда мы подходим к дому, чтобы забрать документы. Мне не нужно говорить ей об этом сейчас, но у меня есть ноющее чувство, что это стоит повторить. Игнорируя свою интуицию, я не продержался бы в живых столько, сколько проработал в этой сфере.

Елена молча кивает, а я оглядываю улицу, прежде чем подойти к дому. Мы находимся в нескольких ярдах от дома, когда я понимаю, что что-то не так.

Я качаю головой и поднимаю руку, отступая назад. Я снова осматриваю дорогу, ожидая увидеть какой-нибудь признак движения, но ничего нет. Я вижу, что дверь в дом приоткрыта, но кто бы здесь ни был, похоже, его уже нет, если только он не остался внутри.

Показывая на дверь, я бросаю взгляд на Елену. Ей требуется минута, чтобы понять, что я делаю, но как только она это делает, ее глаза расширяются, а лицо становится слегка пепельным, и я вижу, как страх мелькает в ее чертах.