Дикая птица

– Иди на хрен, ублюдок, – простучала зубами Рогнеда, мгновенно замёрзнув на осеннем ветру.

Со стоном села и посмотрела на дрожащие руки. Обрубок, оставшийся от безымянного пальца, был красным, и вся рука, от кисти до плеча, пульсировала тупой болью. Впрочем, сама рана выглядела не так уж плохо, магия знала своё дело. Рогнеда приподняла платье. Нога кровоточила. Гуль не успел сильно её повредить, оставил лишь восемь круглых ранок на икре, по четыре на каждую челюсть. Но клыки у него наверняка гнилые и грязные, поэтому нога в любой момент могла воспалиться.

Рогнеда подняла платье выше и вздохнула с облегчением. Рана на боку тоже почти затянулась. Похоже, запаса магии не хватило на то, чтобы исцелиться полностью, но избежать смерти – уже достаточно.

Она коснулась татуировки на груди. Вернее, того места, где совсем недавно татуировка была. Руна исчезла, оставив после себя белёсый шрам. Сработало. Неужели сработало!

Когда Рогнеда придумывала этот оберег, она не была уверена, что он будет работать точно так, как она планировала. С магией никогда нельзя быть уверенной. Она могла воскреснуть умертвием, например. Или вернуться к жизни всё ещё смертельно раненной и тут же умереть снова. Но всё случилось так, как нужно. Жаль, что этот трюк больше не повторить – руна исчезла, намекая, что её работа закончена. И если Рогнеда что-то понимала в чарах, нанесение новой татуировки не поможет. Да и она была уверена, что жертва Любы – не единственная цена, которую придётся заплатить. Говорят, что шутки со смертью плохи. Но пока она жива, а с остальным разберётся позже.

Рогнеда попыталась встать, но тут желудок скрутило, переломив её пополам. Рогнеду рвало кровью, ужином и какой-то чёрной смолистой жижей. Когда внутри ничего не осталось, она обессиленно рухнула на спину, раскинув руки. Раненая нога онемела, и это онемение медленно ползло выше и выше, словно кожу одновременно кололи сотни иголок. Ах, да. Укусы гулей ядовиты. Кажется, она где-то об этом читала.

Звёзды кружились в небе, тело дрожало то ли от холода, то ли от лихорадки, то ли от яда. Рогнеда тонула в волнах боли, которые поднимались от стоп, раскатывались по ней ледяными глыбами и замирали мутной тяжестью в висках. Несколько раз она теряла сознание. А когда в очередной раз открыла глаза, то увидела, что небо стало светлее.

«Только не умирай», – твердила она себе в короткие вспышки ясности сознания.

«Только не умирай».

«Тебе ещё надо убить Финиста».

«Только не умирай».

«Надо убить Златовласку».

«Я хочу, чтобы боль прекратилась».

«Только не умирай».

«Убить Финиста».

«Больно. Я хочу умереть. Пусть боль прекратится».

«Увидеть Дарена. Ещё раз».

«Только не умирай».

* * *

Когда Рогнеда не явилась в библиотеку к назначенному времени, Дарен не обратил на это внимания. Наверно, она всё ещё дулась из-за вчерашней размолвки. Сейчас Дарен не мог даже толком вспомнить, что пошло не так, но исчезнуть без объяснений было вполне в духе Рогнеды. Она появлялась в Царских Палатах, когда вздумается, не обращая внимания на договорённости и обещания. Даже слово царя не всегда могло привести её на порог. И похоже, отцу это даже нравилось. Ему нравилось приручать её, будто дикую кошку. Он отчаянно желал подчинить её и одновременно не хотел, чтобы она ему подчинялась. И Рогнеда умело использовала это в своих целях.

Дарен решил воспользоваться освободившимся временем и прогуляться по саду. Тем более что день выдался солнечным и тёплым.

Он брёл по извилистым тропинкам, разбрасывая листву под ногами. Слуги бросали грабли и замирали в поклоне, служанки с корзинками, полными поздних яблок, опускали глаза и проворно приседали при виде царевича. Праздно гуляющие по саду придворные тоже приветствовали Дарена. Мужчины снимали шляпы и разглаживали бороды, а девушки очаровательно улыбались и стыдливо прятали взгляд. Дарен отвечал всем вежливым кивком и дежурной улыбкой.

Стройные ряды клёнов превратились в яблоневую рощу, которая сменилась старыми зелёными елями. Пройти чуть дальше – и наткнёшься на беседку и пруд с дикими утками. Эта часть сада находилась в стороне от основных прогулочных дорожек, и поэтому здесь редко можно было встретить людей. А Дарену меньше всего сейчас хотелось продолжать раскланиваться.

Ели встретили его прохладной тенью и запахом хвои. С ближайшего дерева спрыгнула рыжая белка. Хвост её уже был почти полностью серым, и на спинке появились седые шерстинки – белка вовсю готовилась к зиме. Она замерла, поджала передние лапки и посмотрела на Дарена чёрным глазом-бусиной. А после, признав царевича, проворно забралась по его сапогу наверх, уцепилась коготочками за кафтан, промчалась по спине и уселась на плече.

– Ну, здравствуй, бестия, – улыбнулся Дарен и убрал руки в карманы.

Белка требовательно пискнула и задёргала хвостом.

– Прости, но сегодня у меня с собой ничего нет.