Дикая роза

– И вы прямо из пустыни отправились в Париж? – спросил Оскар, прерывая ее грустные воспоминания.

– Нет, конечно. Я отправилась в Хайфу. Несколько дней провела в доме брата. Потом поплыла домой, в Англию. Пожила у матери. Но Лондон был такой серый, печальный и полный призраков. Куда ни посмотришь – сплошные потери. Я выдержала несколько дней, а затем сбежала в Париж. Здешние призраки принадлежат другим, не мне.

Она не стала рассказывать Оскару, что своим отъездом сильно опечалила мать. Как только Альби вернулся из Хайфы, мать отправила его в Париж за Уиллой. Едва войдя в квартиру, где она жила, и взглянув на нее, брат мрачно спросил:

– По-прежнему пытаешься свести счеты с жизнью? Теперь с помощью иглы?

Домой он вернулся один.

Оскар взял снимок гримирующейся актрисы. Уилла запечатлела ее смотрящейся в зеркало гримерной. Волосы актрисы были накручены на бигуди. Пышные груди почти вываливались из черного корсета. Она сосредоточенно наносила на лицо белый грим, а взгляд был таким, словно она ждала, что зеркало расскажет ей правду о самой себе.

– Жозефина Лавальер, l’Ange de l’Amour[17], – сказал Оскар.

– Вы ее знаете? – спросила Уилла.

– Думаю, ее знает весь Париж по фотографии, сделанной в «Бобино». Я про ту, где она стоит на сцене с пушистыми крыльями за спиной и почти без одежды. Этот снимок я видел несколько дней назад на стене в «Ротонде». Тоже ваш?

Уилла кивнула:

– Снимок опубликовала одна из ежедневных парижских газет. Издатель был возмущен, что подобное допускается на парижской сцене. Но после публикации этот спектакль пошел с полным аншлагом. Билеты были раскуплены на много дней вперед. – Уилла рассмеялась. – Постановка довольно откровенная, если не сказать, нахальная. Вы ее видели?

Оскар ответил, что нет. Уилла посоветовала непременно сходить.

– Сегодня же и отправимся. Приглашаю. Кстати, вы женаты?

Оскар ответил, что не женат.

– В таком случае считайте это свиданием. Но вначале заскочим в «Ротонду» перекусить.

– Вы же говорили, что билеты раскуплены. Как мы попадем в театр?

– Джози нас проведет, – пообещала Уилла. – Мы с ней подружились. Неплохо ладим. Знаете, мы с ней заключили что-то вроде пакта: все разговоры о прошлом запрещены. Когда мы вместе, есть только настоящее. Никаких разговоров о войне и утратах. Мы говорим о картинах и театре, о том, что ели на обед, кого видели. Естественно, о нарядах. И больше ни о чем. Кстати, Джози – англичанка. Вы об этом знали?

– Нет, я думал, что она чистокровная француженка, как луковый суп.

Уилла засмеялась:

– С ее помощью я попадаю за кулисы. Фотографирую ее и других актрис. Вообще все, что попадается. Ассистента режиссера. Закулисные сортиры. Девиц в сценических костюмах. Закулисные страсти. А расплачиваюсь с Джози фотографиями.

Взглянув на снимок в руках Оскара, Уилла улыбнулась. Она гордилась этим снимком.

– Джози потрясающе умеет веселить публику. Хотя она и англичанка, я считаю ее олицетворением Парижа. Города, который ломали, но не смогли сломить. По-прежнему красивого и непокорного.

Еще немного полюбовавшись своим удачным снимком, Уилла сказала, что им пора выходить. Они надели пальто и шляпы. По пути к двери внимание Оскара привлекла фотография над диваном, который заменял Уилле кровать. Снимок молодого человека на вершине горы. Казалось, весь мир простирался у него за спиной.

– Где было сделано это фото? – спросил Оскар.

– На Килиманджаро. На вершине Мавензи.

– Это он? Тот самый капитан?

– Да. Я сфотографировала его вскоре после нашего восхождения на Мавензи. Потом мы начали спускаться, я упала и повредила ногу.

Уилла вкратце рассказала Оскару историю того восхождения.

– Боже мой! – произнес потрясенный Оскар. – А сейчас вы можете подниматься в горы?

– Только на вершины холмов, – ответила Уилла, нежно дотрагиваясь до снимка. – Я любила лазать по горам больше, чем что-либо и кого-либо, за исключением Шейми. У нас с ним были грандиозные планы. Мы собирались побывать на вершинах всех гор мира. Мы часто говорили о качествах, присущих хорошему альпинисту. И пришли к выводу: главное – это всепоглощающее желание быть первым, увидеть то, что до тебя никто не видел. – Она грустно улыбнулась и добавила: – Это было много лет назад. Еще до того, как я потеряла ногу. До гибели Шейми. Но я по-прежнему думаю о Килиманджаро, Эвересте и других горах. И в своих снах я взбираюсь на них. Вместе с ним.

От Оскара не ускользнула пронзительная грусть в ее голосе.

– Жуткая это штука, – тихо сказал он, когда Уилла открыла перед ним дверь.

– Вы о чем? – спросила Уилла, доставая ключ из кармана.

– О том, что нами движет, – ответил Оскар и начал спускаться по лестнице. – Наша цель. Мы с вами оба ее пленники. У меня – музыка, у вас – горы. И никто из нас никогда не будет свободным.

– Мне думается, ценность свободы излишне завышена, – сказала Уилла, запирая дверь. – Кем был бы каждый из нас без своей цели? Кем была бы я без моих гор? Вы без вашей музыки?

Оскар остановился посередине лестничного марша и посмотрел на нее.

– Счастливым, – ответил он и пошел дальше.

Уилла невесело рассмеялась и последовала за ним.