Дикая сердцем

Прошло четыре дня, а мы уже перевернули всю домашнюю утварь и сентиментальный хлам, десятилетиями копившийся в почти каждом шкафу. Наш первый этаж выглядит как рай барахольщика, однако в этом хаосе есть своя система: коробки с вещами, предназначенными для сожжения, выстроены вдоль узкого коридора в ожидании, когда Джона оттащит их к кострищу; то, что мы решили оставить, свалено на кухонных стойках и маленьком обеденном столе, чтобы потом мы это отчистили и рассортировали; пожертвования для местной Армии спасения – на полу в гостиной. Все остальное отправляется прямо в черные пластиковые пакеты. Набралось уже семнадцать мешков мусора, и мы все еще продолжаем.

– И старому владельцу ничего из этого не нужно? – Мама не может скрыть своего отвращения.

– Не-а. – Я поднимаюсь на ноги и иду в гостиную, где мы отодвинули от стен диван и потрепанные тумбочки, чтобы освободить пространство. – Джона звонил ему вчера. Он сказал выбрасывать все, что нам не нужно.

– Это очень необычно. – Через динамик доносится мамин вздох. – А где Джона?

– У костра.

Он там с тех пор, как начало светлеть сегодня утром. И каждый раз, когда он приходит за очередной коробкой, он приносит с собой запах обугленной бумаги и горелого дерева, а в небо тем временем поднимается темный, густой и полный пепла дым.

Не то чтобы я могла жаловаться. Последние четыре дня я убираюсь в одном и том же комплекте одежды – в мешковатой толстовке и трениках, которые нашла в комоде с женскими вещами в спальне. Теперь они покрыты грязью, пылью и чистящими средствами.

– У тебя уже была возможность сфотографировать что-нибудь интересное? – спрашивает Саймон с проблеском волнения.

Однажды он признался, что в какой-то момент своей жизни мечтал стать фотографом дикой природы. Моим собственным навыкам работы с камерой – его «Кэноном», который я объявила своим, – я отчасти обязана его любительским наставлениям.

Улыбаюсь, безмолвно благодаря Саймона за то, что он увел нас от прежней темы.

– Нет. Джона сказал, что видел лису, пробегающую вдоль деревьев, возле ангара, но я была слишком занята уборкой, чтобы отвлечься.

Еще даже не распаковывала фотоаппарат. Диана настойчиво просила меня выложить что-нибудь в Сеть, но я пока не успела обдумать ее требование и не знаю, какой кадр хочу сделать для сайта.

– Не подходи к ним слишком близко ради фотографий, – предупреждает мама. – Даже лоси могут быть опасными.

– Не думаю, что это то, о чем нам стоит переживать относительно Каллы, – сухо произносит Саймон.

Мы болтаем еще пять минут, прежде чем мама начинает прощаться.

– Что ж, не будем тебе мешать.

– Да, я собираюсь заняться балдахинами.

Я вытягиваю руки над головой, морщась от боли в пояснице и плечах. И мечтаю о горячей ванне.

– Фу! Балдахины. Никогда не понимала, кому они нравятся.

– Правда?

– Передавай привет Джоне от нас.

– Передам. И определитесь, когда приедете к нам!

Мы уже заканчиваем разговор, когда раздается голос Джоны:

– …Отказывается возвращаться туда, если он там. Бандит, похоже, не против, по крайней мере, пока.

Входная дверь со скрипом открывается.

– Я поспрашиваю, не будет ли кто заинтересован, – раздается знакомый мне женский голос. – Что-то мне подсказывает, что не так уж много людей хотят купить старого бесполезного козла-мужененавистника.

– Эй, Калла, к нам приехала Мари! – зовет Джона, входя в дом вместе с высокой стройной женщиной.

Я снимаю резиновые перчатки и бросаю их в сторону, а затем оборачиваюсь и встречаюсь взглядом с сине-голубыми глазами Мари. С тех пор, как мы видели ее в последний раз, когда она прилетала в Бангор, чтобы оказать ветеринарные услуги деревне, прошло два месяца.

А теперь она живет всего в пятнадцати минутах пути от нас.

– Привет, Калла, – улыбается она. Ее руки судорожно обхватывают горшок с комнатным растением и подарочный пакет, формой напоминающий бутылку с ликером. – Решила зайти посмотреть, как у вас дела.

Я провожу пальцами по волосам, приглаживая растрепавшийся узел.

– Рада тебя видеть.

И это действительно здорово – видеть знакомое лицо, пока мы пребываем в самых глубинах ада уборки дома, даже если мы с Мари никогда и не заходили дальше вежливого обмена приветствиями, а я на сто процентов уверена, что она влюблена в моего парня.

Мари засовывает пакет с подарками под мышку, освобождая руку, чтобы откинуть с лица прядь длинных золотистых волос.

– Так… – Она обходит гору мусорных пакетов посередине зала. – Как у вас дела?

– Ну… Я одета в одежду умершей женщины и копаюсь в ее вещах. И я только что нашла подушку от геморроя в глубинах шкафа в прихожей. А еще я обломала себе все ногти и всерьез подумываю открыть бутылку вина, – бросаю взгляд на часы, – в полдень.

Мари поджимает губы, чтобы сдержать улыбку, и ее взгляд останавливается на пятнах отбеливателя, которые я посадила вчера на коленях, пока скребла ванну на первом этаже.

– Ты отлично выглядишь. Впрочем, как всегда.

– Спасибо, но я выгляжу как бродяга, – возражаю я, заимствуя любимое словечко Саймона.