– Точно. Они выделяли кусок земли, и у человека было пять лет, чтобы возвести на нем дом и освоить какую-то часть территории, после чего она становилась его собственностью, бесплатно и без каких-либо обязательств. Однажды весной, в шестидесятые, сюда приехал один мужчина с женой и двумя маленькими мальчиками. Он тоже был из Монтаны. Он подал заявку, заплатил вступительный взнос и приехал, полагая, что сорвал большой куш, словно банковский грабитель, готовый показать всем, как на самом деле это делается.
Он сумел построить дом, так что решил, что теперь-то все точно будет хорошо. Я помню, как мои родители обсуждали, каким несносным олухом он был. Он не имел ни малейшего представления о том, как жить в этих краях и что значит быть частью одной общины. В общем… – Мюриэль на ходу оглядывается через плечо и бросает на меня многозначительный взгляд, – одного мальчика не стало перед Рождеством. Подхватил что-то, от чего не смог вылечиться, живя здесь, в этом холодном месте, на сквозняке и полуголодный. Месяц спустя жена ушла из дома в метель и больше не вернулась. Чтобы найти ее тело, потребовалось несколько дней. Так что тот человек снялся с места и уехал со своим оставшимся сыном еще до того, как растаял снег. Они не прожили тут и года.
У меня отвисает челюсть, я рассматриваю крошечный домик перед собой, в равной степени изумляясь и ужасаясь его мрачной истории. Зачем семейство Мак-Гивни постоянно рассказывает мне подобные жуткие вещи?
– Все могло бы пойти по-другому, если бы они попросили о помощи, им обязательно бы помогли. Они ведь даже не знали, как правильно выкопать погреб, чтобы овощи не сгнили! – Она качает головой. – В конце концов тут появились Бикеры с деньгами, которые они были готовы вложить в эту землю. Это было в семидесятых, область начала развиваться, как раз закончили строительство шоссе Паркс, и вовсю ходили разговоры о том, что столицу штата из Джуно перенесут сюда. Бикеры выкупили этот участок у правительства и поселились на другой стороне озера, построив там дом, в котором вы и живете. Они прожили здесь добрых десять лет, прежде чем решили, что хотят чего-то более легкого и простого от жизни, а потому продали землю Филу и Колетт, которые и сделали из нее что-то
Мюриэль заканчивает свой рассказ гордой улыбкой, которая преображает ее лицо и смягчает суровый тон:
– Теперь ваша очередь оставить здесь свой след.
«Сейчас все по-другому», – хочется сказать ей. Даже на Аляске. Мы не поселенцы, пытающиеся осваивать местные земли. У меня нет намерения обживать их. Однако это небольшое путешествие помогло мне начать понимать Мюриэль немного лучше. Ее семья не только выжила, но и преуспела в условиях, которые в той документалке описывались как самые наисуровейшие – с бедной почвой, коротким летом, ставящим под угрозу весь урожай, дикими животными, угрожающими скоту, леденящим холодом, долгими зимами, бесконечными нашествиями комаров в чащобе и изнурительным ежедневным трудом. Это в ее крови. Она гордится своим наследием, тем, чего добилась ее семья.
И она видит только один правильный способ выжить на Аляске.
Проведя меня за угол, где крыша нависает над единственной деревянной дверью, Мюриэль указывает на блестящую за деревьями воду.
– Ваше озеро. Мы прямо на противоположной стороне от вашего дома.
– Правда?
Я провела бесчисленное количество часов, глядя на далекий берег. Но ни разу не заметила даже намека на спрятанную здесь хижину. Мы не увидели ее даже с неба, настолько все заросло.
– Ладно, посмотрим, удастся ли заглянуть внутрь. – Она дергает за ручку, и старая дверь открывается с жутким скрипом. Мюриэль выглядит впечатленной и открывает ее до конца. – Подвинь-ка сюда этот камень, ладно? – Она кивает в сторону небольшого валуна, лежащего на земле в нескольких метрах от двери.
Моя спина и руки протестующе ноют после недавней перекопки земли, пока я перекатываю валун ближе, чтобы подпереть им нижний край двери.
– Я не была здесь много лет, – признается Мюриэль, заводя меня в маленькое помещение, пахнущее сырым деревом.
В доме темно, свет проникает только через дверь и несколько щелей в заколоченных окнах. Кроме пыли, мусора и нескольких кусков битого стекла здесь ничего нет.
Я медленно верчу головой, пытаясь представить, где тут спали и ели четыре человека, где находилась их кухня. Черная труба в одном из углов намекает на дровяную печь, от которой уже ничего не осталось.
– Местные вычистили это место, как только узнали, что та семья уехала, – объясняет Мюриэль, словно прочитав мои мысли.
– Сколько лет этому дому?
– Ну, его построили в шестидесятых, так что сейчас уже больше пятидесяти лет. – Она медленно обходит комнату. – Этот мужчина, может быть, и был лопухом, когда дело касалось выживания, но домик он построил крепкий. Фил несколько раз ремонтировал его и следил, чтобы окна оставались забитыми, иначе зимой он обязательно обнаружил бы тут спящего медведя. Томас часто ходил сюда со своими друзьями и проказничал. Это их сын. Мои мальчики тоже время от времени бывали тут.