– Я остановился в ее деревне по дороге домой. Хотел посмотреть, как они пережили зиму.
– Какого черта, Джона!
Этель и ее семья живут и занимаются промыслом в деревне вверх по течению реки Кускоквим. Я не знаю, как далеко находится эта деревня от Бангора, но точно знаю, что не рядом с Крукед-Крик.
– Ты помнишь про
Он прилетел домой на полчаса позже, чем ожидалось, но я была так отвлечена всей этой ситуацией с псом Роя, что не придала этому значения.
– Я здесь, и со мной все в порядке, так ведь? Да ладно тебе, расслабься.
Мое раздражение мгновенно накаляется.
– Не говори мне расслабиться!
– Открой.
Я вздыхаю.
– Этот разговор еще не закончен.
Но я слишком устала и голодна, чтобы спорить с ним. Я начинаю дергать шпагат, перетягивающий упаковку.
– Как она? Все еще угрожает отрубить конечности своему сыну?
Джона усмехается.
– У него до сих пор две руки. Пока что.
– А как ее внук?
Воспоминание о мальчике, который на сегодняшний день жив только благодаря храбрости или безумию Джоны – в зависимости от того, с кем ты разговариваешь, – вызывает у меня широкую улыбку и мгновенно испаряет раздражение.
– Он огромен и носится повсюду.
– Наверное, все из-за мускусных крыс, которыми его кормит бабушка. Что
Это что-то твердое, это я могу сказать точно.
И, надеюсь, не что-то отвратительное. У этой женщины странное чувство юмора.
Джона достает из коричневого пакета длинную коричневую полоску вяленого мяса и протягивает ее мне.
Я качаю головой. Я уже на собственном опыте узнала, что это
– Значит, не так уж ты и голодна, – дразнится он, отрывая кусок зубами.
– Никаких поцелуев, пока ты не почистишь зубы.
Я разворачиваю последнюю обертку и обнаруживаю внутри статуэтку. Мне требуется минута, чтобы повертеть подарок в руках и, рассмотрев со всех сторон, различить двух свернувшихся птиц.
– Вау. Это сделано вручную? – спрашиваю я, проводя большим пальцем по поверхности. Гладкая.
– Ага. Этель вырезала ее всю зиму, – говорит Джона, жуя. – Это бивень.
–
–
– Не сомневаюсь.
Я изучаю птиц. Их форма доведена до совершенства.
– Ворон и его жена-гусыня.
Я мягко улыбаюсь, когда поднимаю птиц выше, чтобы мы оба могли полюбоваться.
Джона мотает головой.
– Эта женщина любит свои истории.
– Эту она рассказала неправильно.
Я –
– Они прекрасны.
И я уже знаю, куда поставлю их – на верхнюю полку антикварного шкафа, который я заказала на прошлой неделе. И о котором Джона еще не знает.
Но взгляд Джоны устремлен не на статуэтку. Он устремлен на меня, и его лицо – мрачная маска. Мой желудок сжимается.
– Что-то случилось?
Судя по этому взгляду, что-то определенно произошло.
– Я не знаю, как сказать тебе это, Калла, но… – Он колеблется несколько секунд, достаточно долго, чтобы мое беспокойство усилилось. – Тебе
– Заткнись! – Я шлепаю его по груди, меня в равных долях захлестывают облегчение и возмущение. – Поверь мне, я пытаюсь, но мне
– У тебя
Отлично. Я отправилась к Рою, выглядя так, будто играла в войнушку.
– Ты хоть представляешь, на
– Ты каталась в куче грязи? – с издевательской невинностью спрашивает Джона, протягивая руку, чтобы убрать веточку из моих волос. – Что это? Маскировка, чтобы слиться с деревьями?
– Ладно, знаешь что, умник? Я поехала. – Я прохожу мимо него с подарком на новоселье в руках. – И если ты хочешь успеть на квадроцикл, то тебе лучше поторопиться.
– Спасибо, я лучше пройдусь.
И я не могу удержаться от смеха, даже когда показываю Джоне средний палец.
– Серьезно, если ты подождешь у дома, то я подойду через десять минут и помою тебя из шланга. Тебе не стоит заходить в наш дом в таком виде.
– Знаешь что? Да пошел ты со своей брюссельской капустой! – кричу я, протискиваясь в дверь.
Я взбиваю шампунь в густую белую пену – ощущая боль в мышцах от сегодняшнего тяжелого дня, поселившуюся в моих плечах и руках, – когда дверь ванной со скрипом открывается. Мгновением спустя Джона отодвигает душевую занавеску и встает позади меня.
– Тебе помочь?