Дикая тишина

Он поставил сумку на пол и обнял меня, и я не хотела его отпускать. Останься здесь и обнимай меня вот так. Когда ты тут, я чувствую себя в безопасности. Я обхватила его обеими руками и крепко сжала. Он заметно похудел; мускулы, когда-то такие сильные, теперь будто высохли. Я обняла его за плечи, и они показались мне гораздо меньше, чем раньше. Как я раньше этого не заметила? Видимо, была слишком занята собой и маминой смертью, чтобы обратить на это внимание. Или это толстая зимняя одежда скрыла от меня перемену?

– Ты похудел?

– Да, наверное, штаны болтаются. Правда, не знаю, как мне это удалось, учитывая, сколько я ем твоего ризотто с горошком. В любом случае мне надо идти, я и так уже опоздал.

Я стояла перед церковью и смотрела, как он идет по дороге. Он двигался медленно, неровной походкой, и джинсы на нем действительно болтались. Он таял, как дымка над морем в жаркий солнечный день. Тихо и незаметно растворяясь в утреннем воздухе. Я закрыла дверь и свернулась на диване. Как же я раньше этого не заметила? Так погрузилась в жалость к себе, что даже не увидела, как быстро ухудшается его состояние?

Мне нужно было узнать побольше про кортикобазальную дегенерацию, как следует понять ее, а не довольствоваться обрывками информации от врачей. Действительно ли она приводит к потере мышц или Моту просто нужно лучше питаться? А может быть, его организм не переваривает еду как надо? Сам он отказывался хоть что-то узнавать о своей болезни, предпочитая жить одним днем. Но я больше так не могла; мне нужно было все узнать. Для начала я решила часик покопаться в интернете.

Вместо часика я провела на сайтах и в чатах целое утро, и понемногу передо мной развернулась картина разрушительной болезни, которая высасывает из людей жизнь и искривляет их тело. Люди описывали, как жизни их любимых менялись до неузнаваемости, как постепенно они попадали в плен инвалидных кресел, подъемных механизмов и соломинок. Эти истории были полны беспросветной печали. Нигде, ни в одном рассказе ни разу не мелькнула искра света, не прозвучало слово надежды. День тянулся бесконечно. Я включила свет и заварила еще чаю; стояла середина лета, но солнце уже закончило свой короткий путь вдоль окна церкви и исчезло из виду. Рассказы о боли, потере контроля, деменции. Я хотела повернуть время вспять, забыть то, что увидела, никогда не открывать страницу поиска. Но пути назад уже не было. Теперь я видела болезнь Мота во всем ее необратимом ужасе.

Я закрыла ноутбук, открыла дверь, посмотрела, как дождь тяжелыми каплями стучит по листьям плюща на стене. Столько дождя – и как только плющ не тонет в таком количестве воды. Но я знала, что это невозможно: специальность Мота в университете называлась «экологически безопасное растениеводство», и он много читал об удивительной способности растений контролировать свою реакцию на окружающую среду, забирая из нее ровно столько влаги, сколько им нужно. Научные исследования показали, что растение может несколько дней жить в стоячей воде, прежде чем его внутренняя система регулирования окажется перегружена и оно утонет. Наверняка существуют научные исследования кортикобазальной дегенерации.

Часы складывались в дни, а дни в недели. Ранним утром я помогала Моту встать, подбадривала его, пока он с трудом совершал первые движения, делала ему бутерброды с сыром и махала вслед, провожая в университет. Когда он возвращался, открывала дверь, готовила картофельное пюре, пасту, печеную картошку, изобретала новые блюда из мороженого горошка и яиц – студенческая еда, купленная на студенческую стипендию. И все это время я продолжала учиться. Старалась разобраться в редкой болезни, о которой так мало было известно, изучала труды медиков – от попыток ранней диагностики, анализа течения болезни до провальных фармакологических исследований, тупиков и ложных ходов. Я терялась в этом лабиринте, а дождь все не прекращался.

Пэдди Диллон стоял на полке, по-прежнему опоясанный резинкой для волос. Где-то внутри этой книжицы мы отыскали способ замедлить болезнь, но какой? У тех улучшений, которые мы наблюдали в походе, должно быть научное объяснение. Если бы мы поняли, почему Моту стало лучше, то, возможно, смогли бы воспроизвести этот эффект таким образом, чтобы Мот мог жить под крышей и при этом нормально себя чувствовать? Я решила вновь вернуться к зарождению болезни, чтобы выстроить ее образ в своей голове с самого начала, с фундамента. Информации было ничтожно мало. Читая о смежных болезнях, о жизнях, которые навсегда изменились из-за потерявших форму и функциональность тау-белков, я пошла по очередному ложному следу. И вдруг в статье про другую, лучше изученную и более распространенную болезнь я кое-что нашла: крошечную крупицу данных, но все-таки что-то. Выборка была совсем небольшой, одно-два случайных исследования. Они почти ничего не доказывали, но я была согласна на любую, самую малюсенькую, почти невидимую соломинку, поэтому ухватилась за эти результаты и запрыгала по квартире.