Дикая весна

Они хотели, чтобы я убил парочку детей и их родителей в Швеции. Сказали, что им нужна помощь в этом деле и что я прекрасно подхожу для этой задачи. Я спросил, почему, по их мнению, я так хорошо подхожу, почему они считают, что я в состоянии такое совершить, и они ответили, что наводили обо мне справки. Тогда я сказал им, что покончил со своим преступным прошлым и что людей я никогда не убивал. Тем более детей.

Мирович делает паузу, смотрит на Малин и Зака, и его взгляд как бы говорит: «Я лишил жизни многих людей, вы это прекрасно знаете, и я это знаю».

– Они отказались рассказывать, почему хотели, чтобы я убил этих людей. Предложили мне два миллиона крон сразу и еще два, когда дело будет сделано. Я ответил отказом.

Внезапно в голосе Йоксо слышится раздражение. Словно всплыла наружу давно сдерживаемая ярость, и он сжимает кулаки так, что костяшки белеют, но потом разжимает их, словно осознав, что сейчас не может позволить себе впадать в ярость.

– И что же было дальше? – спрашивает Малин.

– Я послал их куда подальше.

– А потом?

– А потом в один из дней моих детей не оказалось на месте, когда я пришел забирать их после занятий в художественной школе неподалеку от нас, куда они иногда ходят. Несколько мужчин, выдавших себя за представителей Интерпола, пришли и забрали их, а сотрудники школы поверили им. Они оставили мне письмо.

Лампа под потолком мигает, на несколько секунд становится темно, а потом свет загорается снова, но уже не так ярко. У Малин возникает ощущение, что комната съежилась.

– Что было в письме? – спрашивает Зак.

– Они писали, что забрали моих детей и будут держать их в тайном месте. Что они убьют моих детей, если я не помогу им совершить те убийства. Что я должен следовать их инструкциям и сам предлагать свои варианты, как убрать ту шведскую семью.

– И ты не пошел в полицию.

– В тайскую полицию? Нет. Елена и Марко оказались в их власти. Я уже догадался, что речь идет о баснословных деньгах, – это единственная причина, по которой Куртзоны желали избавиться от этой семьи. Я понял, что, как бы ни поступил, пытаясь разыскать моих детей, они узнают об этом и убьют их.

Так что я перешел к делу. Неожиданно на моем счету появились два миллиона на расходы, переведенные из банка на Антигуа[18]. Я начал с папаши. Выстрелил ему в покрышки, он погиб, съехав с дороги и врезавшись в дерево, и никто из вас ничего не заподозрил.

С девочками все оказалось сложнее. Две шестилетние девочки не могут умереть так вот вдруг. Надо сказать, идею о взрыве у банка подали мне братья. Они позвонили мне и рассказали свой план: заложить мощную бомбу, несоразмерно мощную бомбу, перед банком, чтобы все выглядело так, словно семья случайно оказалась жертвой теракта.

Я сказал им, что они спятили. Пару месяцев назад они переслали мне запись, где мои дети плачут от страха, зовут меня, кричат, что их вот-вот съест варан, – плачут навзрыд.

– У тебя сохранилась эта запись? – спрашивает Малин. – Нам было бы куда легче поверить тебе.

– Да, она в моем «Айфоне», который вы отобрали у меня при задержании. У меня там и фотографии Елены и Марко.

Мирович умолкает, смотрит прямо перед собой.

– Можно принести нам сюда «Айфон» задержанного? Прямо сейчас.

В молчании они сидят минут десять, пока в комнату не входит полицейский в форме. Не проронив ни слова, он кладет на стол смартфон.

– Пожалуйста, – говорит Зак.

Йоксо берет в руки аппарат и находит фотографии двух детей, играющих в бассейне. Маленький темноволосый мальчик с большими карими глазами, который плывет без надувных рукавов, позади него – девочка чуть постарше.

– Вот Марко. А это Елена.

Мирович закрывает глаза, собираясь с силой воли.

Малин смотрит на фотографии детей. Они совсем маленькие, их глаза открыты миру.

«Вы живы? – думает она. – Где же вас прячут братья Куртзон?»

Йоксо берет со стола «Айфон», нажимает на кнопку.

Малин закрывает глаза, слушает отчетливые звуки, звучащие из телефона:

«Папа, папа, приходи скорее… мы боимся… папа (плач, всхлипывания)… папа… папа… нас заперли, ты должен освободить нас… они будут бить нас… папа… приезжай, спаси нас… тут монстры, и они хотят нас покусать… они кричат… (вой, крики)… папа, где ты… где… ты?»

Слова детей задевают Малин за живое; их слабые, бесконечно перепуганные голоса вонзаются ей в душу, словно пылающее копье.

Это кричит Туве.

И младший брат Малин.

«Если в моей жизни есть какой-то смысл, то спасти этих детей – часть этого смысла.

Иначе что я за человек? В какой норе мое место?!»

* * *

Зак, сидящий рядом с Малин, тоже тронут и возмущен. Йоксо Мирович продолжает:

– Слышите? Что я мог сделать? Мамаша обычно ходила в банк в одно и то же время по понедельникам – снимать деньги, прежде чем идти в магазин. Так что я привел бомбу в действие на расстоянии, с другой площади, откуда все прекрасно видел. Мать осталась жива, потому что наклонилась. А девочки погибли. Как и было задумано.

«Что я слышу в твоем голосе? – спрашивает себя Малин. – Раскаяние? Горечь? Правдив ли твой рассказ? Может ли запись быть подделкой? Фото других детей? Нет, нет, нет».