Дикая весна

Теперь ты дышишь самостоятельно. Зонд из твоего носа убрали, в твоей палате вибрирует свет, но не тот прекрасный весенний свет, который царит снаружи, а унылый и серый.

Держись от них подальше, мама, не приближайся к ним.

Приходи скорее к нам.

Приходи к нам, мы любим тебя, и вместе мы спасем тех детей.

* * *

«Я дышу.

Я знаю это.

Воздух заполняет мои легкие, и я вижу металлическую конструкцию под потолком. Но тела у меня нет, где мое тело, вас ли я вижу, дети, здесь ли вы, мои девочки? И что такое случилось, что за странный белый свет появился и заставил померкнуть солнце?

У меня, должно быть, есть глаза.

Но есть ли у меня руки, ноги? И имеет ли это значение? Потому что зачем мне ноги и руки, если я больше не могу прикасаться к вам, обнимать и ласкать вас, возиться с вами, мои девочки? Потому что я знаю, что вас нет, хотя вы рядом, и я знаю, что не хочу жить без вас.

Я слышу, как вы зовете меня во сне, который, я знаю, совсем не сон. Я хочу быть с вами, но я не могу.

Я в больнице, не так ли? Это больничная палата, и я больна. Но в каком смысле я больна? Я не испытываю физической боли. Наверное, я должна этому радоваться.

Расскажи, говорите вы. Веди ее вперед. Но что я должна рассказать?

Я пытаюсь что-то сказать. Но язык не желает слушаться.

Хотя нет, он поворачивается. Но он говорит не те слова, которые надо сказать, не так ли?»

* * *

Врач.

Он стоит перед Малин.

Но что он говорит?

До чего же он красивый…

Зак стоит рядом с ней в больничном коридоре рядом с одноместной палатой Ханны Вигерё.

Ее врач, Петер, Петер Хамсе, что-то шепчет им, но она не может сосредоточиться на его словах.

«Ты должна, Форс. Возьми себя в руки.

Не его ли я хочу?»

Он ее возраста, на пальце нет кольца, и они взаимно обратили внимание друг на друга у стойки дежурной медсестры. Малин сразу это заметила, и теперь ей трудно сосредоточиться на том, что он говорит; вместо этого она видит ямочку у него на подбородке, мужественный нос и идеально очерченные скулы.

«Что делает со мной весна?

Нужно послушать, что он говорит».

Но вместо этого она чувствует, как ей хотелось бы затащить этого врача Петера Хамсе в первый попавшийся туалет, в первый попавшийся кабинет медсестры или душ, запереться и предоставить все естественному ходу событий.

Оторвав взгляд от Петера Хамсе, она смотрит вдаль по коридору, и ей кажется, что желтый линолеум тает, как слой покрытого мочой снега, и как в окне в дальнем конце коридора прорисовываются два детских личика.

Она закрывает глаза.

Гасит возбуждение в теле.

Прогоняет желания.

Девочки.

Чего им нужно здесь? Вы хотите забрать к себе маму, не так ли?

Затем она смотрит на Зака, а потом переводит взгляд на Петера Хамсе, который смотрит на нее с добродушным интересом, и Зак ухмыляется, а Петер Хамсе произносит:

– Пять минут. Спокойно и тихо. Позвоните, если ей станет хуже.

Затем он поворачивается и идет прочь по коридору, по пузырящемуся линолеуму, к ожидающим лицам взорванных девочек.

Какой-то прибор мигает зеленой лампочкой и издает писк с интервалом в десять секунд.

Странный бледный, но насыщенный свет, тяжелое дыхание женщины, агрессивный запах химикатов.

Малин запоминает палату Ханны Вигерё.

Шланги, подведенные к ее телу, опущенную до самого нижнего положения кровать, желтые казенные одеяла, которыми прикрыты ее пострадавшие ноги – вряд ли она когда-нибудь снова сможет ходить.

«Вы здесь, девочки?

Вы здесь, не так ли?»

Малин ощущает их присутствие, ей даже не нужно их видеть, она не боится их, надеется на их помощь.

Зак обходит вокруг кровати, становится так, чтобы заслонить собой свет, падающий на лицо Ханны Вигерё, и черты ее лица становятся отчетливее. У нее приятное лицо, теплое и доброе, – хороший человек, вся жизнь которого взорвана в клочья и который лежит теперь один в больничной палате, с повязкой на голове, в то время как тело, наверное, более всего хочет умереть.

Малин гладит ее по щеке, называет свое имя, объясняет, кто они такие, рассказывает, что произошло, не называя девочек. Ханна Вигерё открывает глаза и смотрит прямо перед собой полным ужаса взглядом.

* * *

Не бойся, мама!

Она добрая.

Не бойся того, что случилось.

Скоро ты будешь здесь, с нами.

Представь себе, что это мы гладим тебя по щеке.

Представь себе, что ты ощущаешь тепло наших ладоней.

Постарайся рассказать.

* * *

«Что вы говорите?

Кто это там? Что вы мне только что говорили? Я знаю, что случилось с моими девочками, почему вы здесь, и я пытаюсь вам что-то сказать – я как будто бы знаю, что хочу выговорить, но не могу связать слова и мысли воедино.

Теплая рука, прикоснувшаяся к моей щеке, – это приятно.