Малин спит, подложив руки под голову, но это не спокойный сон ребенка.
В ее снах ей являются лица.
Ее мама стоит в черном углу и возмущенно ругается, но никаких отчетливых слов не доносится из ее рта, лишь нечленораздельные звуки, которые, кажется, режут тело Малин на куски. В другом углу комнаты девочки Вигерё играют с двумя другими детьми. Они возят машинки из «Лего» туда-сюда, по какой-то заданной траектории, напоминающей о том, как самый первый человек в истории чего-то пожелал.
Папа стоит с протянутой рукой, хочет дать ей куклу – маленького пупса, который тянет к ней свои пластмассовые ручки, словно желая сказать: «Помоги мне, Малин! Спаси меня!» – и Туве смотрит на нее, стоя посреди комнаты, а в ее глазах отражается совершенно незнакомый пейзаж, где розовые облака тают вдали над пылающим горизонтом.
Лица появляются и исчезают. Лицо Свена Шёмана, Карин Юханнисон, Мухаммеда аль-Кабари, Юнатана Людвигссона, Дика Стенссона. Они смеются над ней, кричат: «До чего же ты глупая, черт подери!» Затем поле зрения во сне сужается до черной точки уплотненной материи, где все злые дела людей и все их противоречащие интересы сливаются воедино, и тут ее барабанные перепонки взрываются, кожа тает, стекает с тела, окровавленные руки, ноги, пальцы, глаза и сердца сыплются с неба, как огненный дождь. Медведь ест медвежонка в пещере на одиноком забытом острове, съедает свое собственное дитя.
Аллах акбар, Аллах акбар, Аллах акбар.
Хор звучит все отчетливее среди сугробов из черной пыли – последней картинки из ее сна.
Аллах акбар.
Слова превращаются в свистящий звук, и девочки повисают перед глазами Малин. Они и испуганы, и спокойны одновременно, и во сне она знает, что все уже произошло и будет происходить еще.
Потом становится тихо.
Как после внезапного взрыва.
Ей тяжело дышать, она делает мощные дыхательные движения, но воздух не поступает в легкие, недостаток кислорода давит, но в конце концов ей удается повернуться на бок – она спала, уткнувшись лицом в подушку.
Малин делает глубокий вдох и исчезает в пустом черном сне, похожем на смерть.
Юнатан Людвигссон лежит на кушетке в камере.
Спать он не может. Охранник просовывает голову в окошко на двери.
«Проверяет, не покончил ли я с собой, – думает Людвигссон. – Ищейки наверняка разнюхали, что хранится у меня в тайнике.
И что теперь будет?
А мне наплевать.
Лучше молчать. Как я делал до сих пор. Остальные ничего не расскажут, потому что ни о чем не знают.
Есть вещи, которые больше меня, – что может быть более невероятным, чем взрыв! Такое случается, но такого не бывает. И одно я точно знаю – тот, кто не подаст голос, как бы и не существует.
Сейчас на планете идет борьба. Между нами и природой. Между нами и нашей собственной сущностью, и в этой борьбе все средства хороши.
Хотя, вероятно, на этот раз я… мы зашли слишком далеко».