Дикая жизнь

– Она права. Меня не узнал бы никто.

– Я узнала, – говорит Лу.

– Ну ты и подлиза, – хмыкает Холли. – Там же вообще как будто не она. Не хочешь попробовать еще раз? Найти агента, и так далее?

– Не хочу, – смущаюсь я.

– Рост у тебя нормальный. Только вес надо скинуть, чтобы была не просто худая, а тощая.

– Это глупо, – замечает Лу.

– А вот и нет, если она хочет быть моделью.

– Но я не хочу!

– Не зарекайся. Кстати, слышали? В корпусе «Фолкнер» больны булимией, – объявляет Холли.

– Нет, – этого я не слышала, и мне не верится.

– Я-то знаю. Но они, похоже, считают, что иначе семестр «одиннадцаток» не пережить. Слишком рискованно, можно растолстеть… – говорит Холли.

– Если не будут как следует питаться, не смогут ходить в походы и на пробежки, – отзывается Лу.

– А они поднимают уровень энергии крепким кофе. Поставили себе цель: десять фунтов за пять недель.

– Вот дуры, – заключает Лу.

– Ты их вообще не знаешь, а судишь, – возражает Холли.

– Для них состояние, от которого люди умирают, – что-то вроде приза. Так что я знаю достаточно, – отвечает она. – А нам надо прибавить шагу.

Может, Лу так завелась, потому что и у нее булимия? Но мы же пользуемся общей ванной и туалетом, неужели я бы не заметила? И потом, она такая рассудительная. Может, у нее есть подруга с расстройством пищевого поведения? Интересно, у Лу и Холли такая же жгучая боль в щиколотках? И отчетливое ощущение вспухающих мозолей? И почему я не удосужилась разносить ботинки как следует?

Что я вообще здесь делаю? Я, городская девчонка? Девяносто процентов моей жизни проходит на одной-единственной улице, хоть и довольно оживленной. Надо было линять из этой школы давным-давно, как только на горизонте замаячила перспектива семестра в горах. Но я думала, что до этого далеко, – и напрасно. Так я и попалась в тиски здорового образа жизни.

К нему так просто не привыкнешь, целая вечность пройдет. А там и уезжать пора. Так что все это напрасная потеря времени в чистом виде. Мои гигантские ботинки чавкают, как облепленные грязью копыта, на каждом шагу я рискую потерять равновесие, которое и без того трудно удерживать на скользкой раскисшей тропе из-за громоздкого рюкзака. Мокрые от пота и дождя волосы облепили лоб.

Оказывается, до сих пор я жила в крепких объятиях большого города, и даже не замечала этого, а теперь он меня как будто отпустил. Все здесь кажется слишком большим, чересчур открытым. Как будто страховочные тросы лопаются один за другим – пиу, пиу, пиу – и я вываливаюсь в тишину. Я падаю. Набираю полные легкие воздуха чужой планеты. Это абсолютно противоестественно.

Спустя бесконечно долгое время под непрекращающееся нытье Холли мы добредаем до подножия горы Парадизо и решаем подняться до первой поросшей травой седловины. Потом заводим спор о том, где ставить палатку. Устраиваться под деревьями не полагается, потому что они иногда падают, особенно в сырую погоду, а зима выдалась рекордно дождливой. Но всем нам страшновато ставить палатку прямо на открытой местности. Наконец мы решаем пойти на компромисс и поставить ее задней стенкой к выходу скальных пород – будет хоть какая-то иллюзия прикрытия.

Представить себе не могу, как бы я чувствовала себя здесь в полном одиночестве. Даже в компании двух людей ощущения какие-то неприятные, как в начале ужастика, а уж в одиночку было бы вообще немыслимо. Я решительно отказываюсь оставаться одна. И заявляю о своих правах стадного животного.

Мой план уклонения от одиночного похода прост: я впишу свою фамилию в график одиночных походов на последнюю неделю (уже вписала), а к тому времени притворюсь больной. Этим все и кончится. Возможная альтернатива – помешательство с перепугу или сердечный приступ. Когда моим подругам приходит в голову помучить меня, они знают, что достаточно только пересказать мне сюжет какого-нибудь ужастика. Я всегда наотрез отказываюсь смотреть их. Ужасов, почерпнутых из моего воображения и случайно увиденных трейлеров, мне с избытком хватает.

Мы обнаружили выложенные кольцом камни, между которыми наши предшественники разводили огонь, так что одним делом меньше. А вот найти сухое дерево – та еще задачка, после того как весь день шел дождь, но мы кое-как наскребли столько, что хватило на костер. Теперь объединяем три наших упаковки макарон, чтобы сварить ужин. Высыпаем сухое содержимое упаковок в кастрюльку, заливаем водой и ставим кипеть.

Наконец пробуем, а распробовав, недоверчиво переглядываемся.

– «Это песто, Джим, но не то, каким мы его знаем», – говорю я.

– Потрясно, – без улыбки оценивает Лу мою цитату из «Звездного пути» и морщится от отстойной еды. (С чего вдруг меня прорвало? Может, есть такая штука, как вакуум, для заполнения которого даже здесь, в глуши, нужны шутки, которые давным-давно обросли бородой?)