Дикая жизнь

Лу смотрит на огонь и жует на автопилоте. У нее темные волосы и стрижка «боб» с длинной челкой. Она сама ее подравнивает. Оправа очков массивная и черная, классический ботанский шик. А посередине на носу впадинка, слишком миленькая, хотя сама Лу, скорее, антимилашка. Она из тех девчонок, которые наденут тяжелые ботинки даже с симпатичным платьицем, только чтобы показать, что им никто не указ.

– Самая дерьмовая еда, какую я только пробовала, – брюзжит Холли. – И наверняка сплошь углеводы.

– Так и было задумано, – Лу ворошит костер длинной палкой, которая заменяет нам кочергу. Древесина потрескивает, от нее исходит уютное тепло. – Чтобы нам хватило сил до конца похода.

Я делюсь своим открытием:

– Если не дышать носом, вкус уже не такой противный.

Мы с Лу доедаем наши порции пасты, несмотря на диковинные вкус и текстуру (первый – соленый и химозный, вторая – губчатая и слизистая), а Холли в конце концов осиливает половину своей.

Искры выстреливают вверх стремительными красными нитками, как маленькие сигналы SOS к вселенной: забери меня отсюда. Позволь мне вернуться, цивилизация. Дай мне настоящей еды.

– Как насчет интересных историй у костра? – предлагает Холли, и ее злорадная улыбка кажется кровавым оскалом.

– Нет! Я ужасно боюсь страшилок. Извини.

– Мне тоже не очень интересно. Пожалуй, я спать.

– Погоди! – останавливает ее Холли. – А что, какао варить не будем?

* * *

Холод стоит такой, что мы заливаем кипятком сухофрукты как горячий «десерт», варим какао и жарим маршмеллоу.

– Расскажи про себя, Лу, – просит Холли.

– Да нечего рассказывать.

– Ты ведь перешла сюда из государственной школы?

– Да.

– Ну и как оно? Это только чтобы закончить учебу, или как? Последние два с небольшим года в частной школе лучше, чем ничего?

– Холли!.. Не обращай на нее внимания – она просто не понимает, что это грубость, – уверяю я.

– Знаешь, что на самом деле грубость? Сидеть пнем и даже не пытаться поддержать разговор, – возражает Холли. – Ну же, попробуй. Ты встречаешься с кем-нибудь? Спортом занимаешься? Живешь в Мельбурне? А где именно? Почему выбрала нашу школу?

Лу отвечает ей долгим взглядом. Неужели думает, кинуться в драку или нет? Ой, Лу, нет, лучше не надо – она кусается. И потом, мне ужасно не хочется оказаться между двух огней.

– Я спать. Спокойной ночи, – объявляет она.

Но уходит не сразу.

– Я ни с кем не встречаюсь. Живу в Фицрое. Я перешла сюда из школы, в которой все было в порядке, только потому, что моя мама здесь училась, и дедушка тоже приезжал сюда. А вообще это не твое дело.

* * *

Мы с Холли спускаемся к ручью за водой для умывания, хотя стоило бы сделать это, пока было еще светло. Оставлять объедки и следы пищи на ночь не полагается, чтобы их запах не привлек внимание какой-нибудь жуткой живности вроде лесных крыс (фу!) и поссумов. Я цепляюсь за руку Холли: любая, даже самая жалкая защита лучше, чем никакой – от убийц-маньяков с топорами, выслеживающих школьниц в лесу, пьяных охотников, потрясающих ружьями, и мумифицированной злобной нежити разных эпох, только и поджидающей нас в чернильно-черной темноте за границами круга, очерченного лучом фонарика.

А Холли ни капельки не боится. Мама часто повторяет, что отсутствие страха – признак неразвитого воображения, особенно когда меня дразнят за то, что я порчу остальным вечеринки с ночевками, наотрез отказываясь смотреть ужастики. Но это просто она хочет меня утешить. На самом деле я нисколько не сомневаюсь, что у Холли хорошо развито воображение. Просто ей даже в голову не приходит, что с ней может случиться что-нибудь плохое.

Мы набираем воды в складной таз и идем обратно.

– Зачем ты цепляешься к Лу?

Я завожу разговор, только чтобы немного отвлечься и успокоиться.

– Она даже не пытается вписаться в компанию, – отвечает Холли звенящим от возмущения голосом – таким хорошо петь «На медведя мы идем». А мне в темноте хочется говорить шепотом, на случай, если кто-нибудь нас слышит, но подруге на это начихать. – Пусть скажет спасибо, что сюда попала. На этот семестр вообще не пробиться. Мою подругу Пенни из Сент-Кэт не взяли, а ее отец тоже ездил сюда. И на самом деле Лу с кем-то встречается. У нее в книге закладка – полоска с фотками из будки, а на них она и какой-то лузер, и оба в одинаковых очках. Она часто на нее смотрит.

– Это не наше дело.

– Нет, наше, если она живет с нами.

Фонарик выхватывает из темноты пару блестящих глаз, и я визжу. Холли тоже. Остаток пути мы бежим, проливая почти всю воду. Добравшись до палатки, мы хохочем, причем я – не столько от того, что мне смешно, сколько от истерического ужаса.

– Какая же ты трусиха, Сиб!

Мы заражаемся друг от друга смехом, как бывало раньше тысячу раз, и смеемся, пока не наворачиваются слезы.

– Тише вы! – кричит Лу из палатки.