Дикая жизнь

– Рехнулась? Ты хоть соображаешь, что у тебя – не у кого-нибудь, а у тебя! – самый симпатичный парень на ближайшие десять тысяч квадратных километров? И тебе жалко осыпать его знаками внимания? Чтобы весь мир знал, что тебе не все равно?

Лично я бы предпочла, чтобы весь мир ничего не заметил, а про лавину из знаков внимания так и вообще не думала.

– Ну, я могу поблагодарить его открыткой.

– Ты же не в детском саду, Сиб.

– Тогда не знаю.

Холли извлекает откуда-то пакет шоколадных драже «Клинкерс» с разноцветной хрустящей начинкой.

– Та-дам! Я тут случайно узнала, что это его любимая вкусняшка. Не считая тебя, конечно.

– Правда? И никакая я не его…

– Ну ты что, неужели не можешь просто стать его девушкой, а не рассуждать? Расспроси его. Узнай получше.

– По-моему, быстрее будет расспросить тебя, – выпаливаю я первую пошлятину, какая только пришла в голову, надеясь, что и так сойдет. Холли отдает мне конфеты.

– Пусть твой двинутый дружок проведет тебя к ним в корпус. На этой неделе у них вахта «Тех-обслуживание». Завтра же утром и сходишь, после завтрака.

– Значит… думаешь, надо положить их ему на подушку? – Я разглядываю пластиковую упаковку: на миленький символ любви она не тянет.

– Да нет же, глупая, придумай что-нибудь прикольное – спрячь их ему в наволочку, в ботинок, в плавки… включи фантазию!

– А если он подумает, что это глупо?

– Да уж прямо.

– Я бы лучше не рисковала… – Я вдруг с облегчением вспоминаю: – Мы же договорились, что ничего не будем афишировать!

Холли слегка смущается.

– Могла бы и предупредить.

– А я и предупреждала! Ты что, уже кому-то рассказала?

– Только одному человеку… или двум, – подумав, она добавляет: – Самое большее – трем-четырем.

– Супер, значит, весь лагерь в курсе.

– Тебе радоваться надо. Лови волну, пока можешь, детка.

– Нам здесь не положено заводить «отношения».

– Спросит кто-нибудь из учителей – скажешь, что у тебя их нет. Господи, делов-то!

Я задумчиво смотрю на пакет драже.

– А вдруг я ненароком обижу его? Вдруг он сочтет мою реакцию несерьезной и ничем не мотивированной?

Холли фыркает.

– До такого способна додуматься только твоя долбанутая семейка.

Что бы я делала, если бы не Холли – эксперт по кодексу подросткового поведения?

– Хочешь еще бутер?

– Нет.

– Точно?

Я-то не против. Только не хочу показаться обжорой.

– Точно. Если буду пихать в себя что попало, отращу здоровенную задницу.

– На то нас и нарядили в спортивные штаны, чтобы любая задница влезла – разве нет?

– Знаешь, Горгона бы сказала: «Не распускайтесь, девочки. Для вас это удобная возможность не разожраться, а подкачаться».

Мы обе смеемся: именно так она бы и сказала.

– Ну и ладно, а я повторю, – и я кладу между двумя кусками хлеба ветчину и сыр.

Горгона – это мать Холли. Эффектная, тоненькая, загорелая и ехидная. Обычно мамы или морят голодом, или закармливают детей, так вот она из тех, кто морит голодом: «Может, вам еще брызнуть лимонного сока в зеленый салат, девочки?» А моя мама закармливает (и слава богу!): «Подложить вам еще ньокки, девочки?»

Может, поэтому нас и отпустили в эту глушь: родительские наставления уже въелись в нас до мозга костей, а значит, мы не пропадем.

28

пятница, 19 октября

Ты сказал бы, что это чушь, и я тоже так считаю, но до меня только что дошло: у нас ведь не было ни единого Дня святого Валентина.

До 14 февраля еще далеко, а я почему-то забеспокоилась. Время остановилось (для тебя) и летит (для меня) так, как ему вздумается.

Так что вот тебе от меня маленькая стрела, направленная прямо в твое неподвижное сердце. Потому что ты до сих пор прямо в моем подвижном сердце, ясно? Кощунство? Ты бы оценил.

Сибилла о чем-то спрашивает Майкла украдкой, отведя его в сторонку. Поначалу вид у него радостный… ему доверяют? А потом грустный… или нет, скорее безропотно смирившийся.

А, еще: тебе понравилось бы наблюдать, как Холли кое-как вымучивает из себя улыбку, услышав от Сибиллы, что к тому плакату на щите прилагается еще и рекламная кампания в журнале.

Люблю-целую.

29

суббота, 20 октября

Кристина Россетти «Когда меня не станет»

Когда меня не станет,
Не трать ни слов, ни слез.
Пускай трава могильный холм
Укроет вместо роз.
И ни к чему, любимый,
Мне верности обет:
Ты, если хочешь, помни,
А если нет – так нет.

Там, где не потревожит
Меня ни дождь, ни зной,
Не тронет песня соловья
Отчаянной мольбой,
Где не наступит полночь
И не придет рассвет, –
Я, может, буду помнить,
А может быть, и нет[14].

Эти слова – ближе всех, какие мне только удалось найти, к тем, которые ты, наверное, мог бы сказать мне. Если судить по тому, что мне хотелось бы сказать тебе.