Дикая жизнь

Костер гораздо больше, чем нам полагается разводить. Цель пребывания здесь – оставить как можно меньше «следов присутствия человека». А ребята истолковали ее слишком вольно: «человека» – читай «йети». От этого мне тревожно. Почему мне и больше никому? Холли права: слишком уж я паинька. Надо просто не брать в голову.

Здесь с нами Кевин Чынг. Его отец – знаменитый повар с телевидения, и парень тоже здорово готовит. Нам разрешено понемногу готовить еду у себя в корпусах, поэтому все мальчишки в нашем классе надеялись, что Кевина поселят с ними. Он обустроил яму с горячими углями и теперь колдует над филе форели. Пахнет лимонным сорго и имбирем.

После ужина все рассаживаются вокруг костра. Народ начинает выкрикивать личные номера, как на инструктаже по безопасности, и от этого всех пробивает на безудержный хохот.

Хочу спать. Я надеялась побыть хоть немного с Беном, но он по-прежнему окружен поклонницами, обкурен и не подает никаких признаков стремления спастись бегством. Я мерзну, и он либо принимает телепатический сигнал, либо, что более вероятно, замечает, что я сижу в обнимку со своими коленями. Размотав свой шарф, он накидывает его мне на шею под дружное и восхищенное «о-о-о!» всех, кто находится поблизости и видит этот шикарный жест.

Музыка врывается в ночь, разгоняя апатию. За последние недели мне так опротивело таскать на себе рюкзак, не говоря уже о лишнем грузе в нем, что я представить не могу, кому пришло в голову приволочь сюда колонки для айпода. Все вскакивают. В танцах вокруг костра есть что-то первобытное. Луна почти полная, костер яркий, и между холодом и жаром я, хоть и не притронулась к косячкам, вскоре срываюсь с цепи так же, как все остальные. Мы, похожие на фриз изломанных теней, разогреваемся и начинаем сбрасывать с себя лишнюю одежду, а между тем ритм не ослабевает и танец живет собственной жизнью. Я закрываю глаза, бесшабашная и счастливая.

Мы танцуем, пока не валимся с ног, Бен увлекает меня за собой, и мы падаем вместе у костра. Я привстаю, вижу со всех сторон обжимающиеся парочки и ложусь снова. А что такого?

Черное небо густо усыпано сверкающими звездами, такого изобилия в условиях городской засветки мы не видим никогда. Мы целуемся до состояния полной непристойности: уже нет ни Бена, ни меня, – один только задыхающийся клубок желания. Надо остановиться или найти уединенное место. Серьезных разговоров на этот счет мы пока не вели.

Толпа у костра поредела, а я даже не заметила когда. Кто-то включает музыку предков, Кросби, Стилза, Нэша и Янга, и меня прямо-таки плющит. На глаза наворачиваются слезы, и я не уверена, от радости они, от грусти или просто от избытка чувств.

– Эй, смотри-ка, вон там сковородка, – тихонько говорит Бен, глядя в небо.

– Может, ковшик?

– Не, сковородка – гляди, а вот там электрочайник.

Я всматриваюсь, пока не начинаю видеть среди звезд отчетливые картинки.

– И единорог на трех ногах, – замечаю я.

Бен смотрит туда же, куда и я, и видит то, что я вижу.

– Ага, или единорог, или гигантская «бз».

– Буква Б? Как в «баррамунди»[19]? – Я и правда вижу петельки, похожие на волны, образующие что-то вроде буквы Б.

– Бз – как жужжит пчела: бзз-бззз – и жалит. – Он кусает меня за руку.

– Ой! – Я еле слышно смеюсь, мне снова холодно, когда он разжимает объятия, а от влечения меня бьет дрожь. – Пора в постель, – объявляю я, и жалость, желание и усталость во мне сливаются воедино, усиливаются и призывают как следует выплакаться. Ну почему мы не там, где тепло и больше никого нет?

Он перекатывается на бок, поднимается на локте и притворяется, будто похабно шутит:

– К тебе или ко мне?

– Спокойной ночи.

Он пытается удержать меня за руку, но я ее отдергиваю. В моих фантазиях другая я уволакивает Бена к себе в палатку и велит Холли выметаться. Эта я вообще не думает о последствиях вроде беременности, – то есть это анти-я.

А настоящая я вспоминает жуткую училку по сексуальному воспитанию, которая приходила в школу в прошлом году, чтобы растолковать нам, каким полноценным может быть «секс без проникновения», и знает, что я пока готова дойти только до этого предела, но ни в коем случае не дальше. Интересно, сколько людей переходят сразу к «проникновению» – только потому, что им можно заняться моментально, даже с нулевым опытом, а «без проникновения» приходится вести потенциально постыдные разговоры, объяснять, показывать – может, даже указкой, или вообще рисовать графики и схемы.

– С тобой все хорошо? Выглядишь так, будто что-то болит.

– Просто… вспоминаю одну печальную вещь.

И вправду печально, как одна-единственная училка способна начисто лишить привлекательности любую идею одним только выражением – «секс без проникновения».

Представьте, если бы я ответила: «Просто вспоминаю, по какому сценарию должен развиваться «секс без проникновения», – смешно звучит, правда?» Ох уж эти мне термины! Да кто вообще в состоянии произнести это вслух? Без стеснения?