Дикая жизнь

Ты не поверишь, но Холли, кажется, настаивает, чтобы Сибилла занялась сексом. С Беном. Поначалу Сибилла реагировала, как ей свойственно (ИМХО, но я права), – слишком пассивно и чересчур добродушно. Но Холли не унималась. Опять-таки, разве это ее дело? И еще раз нет. Когда же наконец Сибилла проявит характер? Молчать мне становится все труднее. Почему бы Холли не подыскать себе кого-нибудь из симпатичных ребят и не заняться сексом самой с собственным парнем?

Или ей взбрело в голову чужими руками заграбастать Бена и сделатьего своим парнем?

Только вот загвоздка: Бену нравится Сибилла. На его особенный, эмоционально-дефицитный, недоступный лад она ему нравится.

Он, пожалуй, социопат – мне так кажется. Или еще какой-нибудь «пат». Может, психопат. Легко представить его себе в роли генерального директора или премьер-министра – словом, на любой работе, где не обойтись без ледяного сердца.

Я говорила о нем с Майклом, который знает, в какой обстановке живет Бен дома, и оказалось, что все сходится. Отец Бена – видный, известный во всем мире гуру рекламы; внешний вид там ценится превыше всего. У матери Бена проблемы со здоровьем, с самого его детства она то и дело ложится в больницу, лечиться от депрессии. Двое младших детей в доме смотрят на Бена, как на божество, тем больше у него причин уподобляться ему.

И он действительно живет как божество. У него все под контролем.

Насчет привлекательности Сибиллы: по-моему, она – полная противоположность человеку, способному впасть в депрессию. Она самодостаточна до мозга костей.

Самоуверенности в ней нет, она даже не представляет толком, кто она такая, но от нее исходит ощутимая аура безопасности. Или комфорта. Или надежности, или дома. Не могу дать ей точное определение, но вижу ее.

Для Майкла она как лекарство.

Сомневаюсь, что Бен сможет хранить верность этому надежному «месту»: слишком много есть других мест, куда его тянут, и он не прочь изведать каждое из них.

Если Холли намерена завладеть Беном чужими руками, то как она собирается в итоге сделать его своим? Само собой, не здесь, где за каждым ее шагом следят во все глаза. Но с чего она взяла, что будет следующей в списке Бена? Или что вообще есть такой список?

Испускаю стон. Пора к Мерилл. Опять. Сама не ожидала, но сейчас поняла, что меня вырвали из состояния, близкого к удовлетворению. Отсюда, с этой койки под потолком с еле заметными очертаниями наклеек – звезд, которые сорвали после окончания прошлого семестра, – меня отвлекли от окна, эвкалиптов, чистого голубого и немыслимо глубокого неба. Проверяю свой ящик (заперт) – не хватало еще, чтобы Холли сунула свой любопытный нос в мои письма.

(позже)

– Привет, Лу.

– Привет, Мерилл.

Взгляд в сторону.

– Ну и как ты жила все то время, которое прошло с нашего последнего свидания, – «свидание» сопровождается мягким и дружеским подмигиванием.

– Неплохо.

– Если хочешь поговорить о чем угодно – чувствах, мыслях, происшествиях… – Задумчивая пауза. – На случай, если что-нибудь само сорвется с языка.

– Нет, не было ничего особенного.

Покладистый кивок. Она не напориста.

– Удается справляться с негативными мы-слями?

– Скажем так: они, кажется, вполне под контролем, но, само собой, время от времени…

Мерилл кивает, соглашаясь и поощряя мою откровенность.

Но на самом деле я вспоминаю о другом: я все еще часто думаю о том самом моменте – удар, шок, боль. Думаю о том, какой прекрасный мозг был смят внутри прекрасного черепа. О том, что рот любимого человека больше не произнесет умных слов, ласковых слов, живых слов, смешных слов, не поцелует нежно или страстно. Уже нет. Больше никогда. Ни за что. Как такое может быть?

– А мероприятия? Ты участвуешь в них?

Говорю: – Да, понемногу и со временем все более активно, сосредотачиваюсь на настоящем и на опыте жизни в новой школе.

Не говорю: мое я, которое меня определяет, мое существо смотрит на часы, стоит на улице, сидит в больнице, обнимает друзей, глотает соленые слезы (мои и моих друзей, которых даже нет сейчас в этой стране), ждет каждого их письма, думает, что здесь нет ничего от меня. Ни единой частицы. Но только что я сидела на кровати и смотрела на эвкалипт. И был миг, всего один краткий миг, когда я позволила этому миру существовать.

– А подруги – ты познакомилась поближе с кем-нибудь из девочек в «Беннетте»?

Говорю: – Все мы становимся ближе с каждой неделей.

Не говорю: Сибилла замечательная, Холли стерва, Элайза удобна, Энни дура, Пиппа безобидна.

– С успеваемостью у тебя дела идут прекрасно, не вижу в этом отношении никаких проблем, – и заговорщицкая улыбка.

Говорю: – Мне очень нравится, к новым учителям я пока привыкаю, но математика по усложненной программе – это здорово.

Не говорю: это мой новокаин, я действую механически, как зомби. А вообще мне нравится один из товарищей-чудаков на математике. Майкл…

– Хочешь чем-нибудь поделиться?

Сделай так, говорю я себе: закрой глаза, придай себе задумчивый вид, словно копаешься в душе, заглядывая в каждый закоулок, где наверняка застрянут ошметки ненависти к себе и горя, если не вычищать их регулярно зубной нитью.