Дикая жизнь

– По-моему, от этих точек можно избавиться.

Я села. Наверное, я не только ощущала тошноту, но и выглядела так, словно меня сейчас стошнит, потому что Элайза принесла мне стакан воды. Я взяла его и машинально выпила.

Сибилла достала какой-то флакончик и ватный шарик.

– Это мое густое апельсиновое масло. Им мы оттираем всякую липучую дрянь от… всего, к чему она прилипла.

Я кивнула. Она смочила вату и принялась осторожно оттирать закладку. У нее получилось. Она болтала не переставая, чтобы подбодрить меня, сделать этот скверный день обычным. И это у нее тоже получилось.

После обработки маслом всей поверхности закладки от красного маркера Холли остались лишь еле заметные розоватые следы и запах апельсина.

Это уже терпимо.

Сибилла улыбнулась и объявила:

– В студии есть отличный сканер, не хочешь сделать копии?

Мне требовались все остатки сил, чтобы дышать и сдерживать дрожь, но я сумела выговорить:

– Почему бы и нет?

51

Всего за двадцать минут, оставшихся до ужина, мы сделали целую кучу копий снимков Лу. Несмотря на то, что она мне нравится, не могу сказать, что мы с ней сблизились. На расстоянии вытянутой руки ее окружает стена – настолько прочная, что я даже не рискнула спросить про парня на фотографиях.

Выйдя из студии, мы обнаружили, что вокруг творится какая-то суматоха, и только потом, поскольку сирены не было слышно, заметили «Скорую» возле столовой.

Кого-то вынесли на носилках из корпуса «Фолкнер».

– Господи… – вырвалось у Лу.

Мы поспешили туда. У Пиппы наготове сенсационное известие. Кэсси, одна из клуба девчонок «булимия ради забавы», отключилась после двадцати порций крепкого кофе подряд, выпитых также «ради забавы».

– Ее реанимировали, – объяснила она. – Но с трудом.

Скрестив руки на груди, Пиппа поделилась знаниями, почерпнутыми у старших сестер:

– «Скорым» строго запрещено включать сирену: когда сюда приезжала Стеф, они ее включили, и начался массовый психоз. И они растерялись, не знали, кому из девчонок оказывать помощь.

Лу переглянулась со мной.

– А я-то боялась змей.

Мы возвратились в «Беннетт».

52

воскресенье (позже)

Ненавижу Холли.

Ненавижу Холли.

Ненавижу Холли.

Только долбаный психолог утверждает, что я честна, по крайней мере с собой.

Она ничего не знает про Фреда.

Ничего не знает о том, что у меня на душе.

Эта палка о двух концах.

Я не могу ожидать, что к моим чувствам отнесутся с уважением, если я не поделилась ими.

Вот цена, которую приходится платить за скрытность, за то, что у меня есть секреты. Цена – это когда Холли говорит все, что ей в голову взбредет, а я молчу.

Я уже достаточно знаю о своих соседках по корпусу, чтобы понять: если бы я не стала скрывать правду, если бы объяснила, если бы рассказала про Фреда, они вступились бы за меня.

Сибилла и Пиппа встали на мою сторону, даже не зная, каково это для меня – видеть, как кто-то изуродовал фотографию Фреда.

Я даже не уверена, что Холли поступила бы так подло, если бы все знала.

Может, то, что я на самом деле ненавижу, – это моя жизнь с тех пор, как ты умер. А вовсе не Холли.

Определенно не Холли.

Нет, не она…

Холли слишком мало для меня значит, чтобы ненавидеть ее.

53

Сегодня случилось сразу три необычных события. Во-первых, после того как все направились к ненавистному микроавтобусу ужасов, я вернулась, чтобы поторопить Лу – уже собравшуюся и готовую к выходу, – и обнаружила, что она фотографирует большую гусеницу, слепленную из грязноватой голубой замазки, посадив ее на спинку одного из кухонных стульев.

– Просто развлекаюсь, как могу, – она сверкнула улыбкой ровно так, как требовал случай, убрала фотоаппарат и вышла вместе со мной.

Второе событие произошло после нашего возвращения. Я видела, как Холли выскользнула из «Кливленда» – корпуса, где живут Бен и Майкл. На лице у нее застыло почти такое же выражение, как на лице Лу сегодня утром – старательное, очень правильное, – хотя и чуть более довольное, как у кошки, тайком полакомившейся сливками. Что она там делала? Рисковала, чтобы нанести визит Винсенту? Между ними что-то назревало с самой вечеринки на плато Белых эвкалиптов, но со мной она новостями не делилась, ведь я была наказанной.

И третье необычное событие: в моих отношениях с Беном случился прорыв. Не то чтобы однозначно к лучшему. На краткое время гормональный туман рассеялся, и теперь я опять вся в сомнениях насчет нашей возможности «встречаться» здесь, в лагере.

После завтрака и перед началом подготовки к дюльферному спуску – «ломать кости – это так увлекательно, ребята!» – мы с Беном ухитрились на несколько минут уединиться в художественной студии.