Дикарь

— Из-за нехватки людей и в связи с нововведениями начальство требует всё больше. А кто пойдёт к нам, кому этот геморрой нужен? Если пенсионеры боятся давать данные о своих счетах. О деньгах. Как будто мы воровки. И я всё чаще задумываюсь над увольнением. Не так клиенты достают, как начальство и их новые правила. Нововведения такие сейчас, кошмар: каждый год мы должны предоставлять информацию о депозитах и счетах наших бабушек. Если они есть, то надо брать в банках расписку. Дурдом, Забава, просто дурдом. А если пенсионер говорит, что депозита нет, а в итоге в налоговой его обнаруживают, то винят — кого, ты думаешь? Правильно! Социального работника. Нас тут ни во что не ставят. Если есть какой-то участок, то надо, чтобы документы были о земле, сколько соток там... И так далее. Опять же, если есть дети, которые работают за границей, и если они прописаны там, то надо, чтобы они выслали документы с места работы. И за всё это отвечаем снова мы.

Ну и работу я нашла. Можно только позавидовать.

В этот момент у меня срабатывает мобильный. Узнаю номер бывшего работодателя. Без особого удовольствия поднимаю трубку.

— Забава, здравствуй. Это Елизавета. Ты не знаешь, агроусадьба этого гнусного типа ещё существует? Дома его нет, — смеётся. — Могу поспорить, её уже и в помине нет, скорей всего, он уже все похерил, как обычно.

Не могу себя заставить ответить. Она уже там. И сумела дозвониться. Ничего удивительного. У меня-то самый дешёвый оператор связи и аппарат старый, а у Елизаветы явно премиум-класса, да и сам телефон новый, даже в деревне справляется.

Глава 18

Глава 18

— Спасибо тебе, Забавушка! — Открывает передо мной дверь, выпуская из квартиры, моя «первая бабушка». — И картошки начистила, и посуду помыла, и продуктов купила.

— До свидания. Не забывайте измерять давление.

— Спасибо тебе, Забавушка. Доброго дня.

Возвращаясь в здание соцслужбы, чувствую приятное удовлетворение. Есть в этой работе что-то правильное. Захожу в туалет, мою руки и там, возле зеркала, сталкиваюсь со Светланой, которая, похоже, сегодня решила рассказать мне абсолютно всё и обо всем.

— Ну как тебе наши монстры?

— Не знаю, — смеюсь, — мне попалась вполне себе милая, миролюбивая старушка. — Стряхнув влагу, сушу руки, поднося их под струи горячего воздуха.

— Ну это пока. — Провожает меня по коридору Светлана, периодически здороваясь с сослуживцами. — Каждые три месяца у нас происходят жутчайшие проверки. Поэтому не забывай вести дневник и писать, какие именно услуги ты оказываешь подопечным. Проверяющие ходят по нашим пенсионерам, просят их на чистом листе поставить подпись, потом сравнивают с дневником или мучают дебильными вопросами, вроде того: сколько рулонов туалетной бумаги они потратили в месяц? Если проверяющим покажется, что подпись не совпадает с дневником, то стоимость твоих псевдоуслуг могут вычесть из твоей заработной платы, — Светлана останавливается и разводит руками. — А на деле бабушка может просто забыть, что было неделю назад. А ещё у неё может быть давление. И вообще, подпись — это для стариков всегда подозрительно. Вдруг ты решила квартиру у неё забарть?

Вздыхаю, выдавливая улыбку. Мы уже дошли до нашего кабинета. Светлана столько всего наговорила, что голова кругом и вся информация перепуталась. Но она продолжает «помогать»:

— Ну и самое главное, Забава, не забывай отмечаться по утрам на работе. Иначе получат все. Особенно я, как твой непосредственный начальник. И помни, многие родственники платят соцработникам дополнительно, это желание родных. Если не поймают, то можно до шестидесяти тысяч в месяц сверху иметь. Очень выгодно.

На этих словах Светлана открывает дверь. Я вспоминаю, что должна делать — оформить бумаги по проделанной сегодня работе. Но в кабинете довольно душно, и, вместо того чтобы идти за стол, я прохожу к кулеру. Беру пластиковый стаканчик, наполняю и, зажмурившись, делаю первый глоток. Слышу, что дверь в кабинет вновь открывается. Думаю, что пришла Алла.

Оборачиваюсь и давлюсь водой.

Сделав четыре широких шага и взяв меня за руку, дикарь, он же Михайлов, грубиян и хам, разворачивает мою свободную от стакана ладонь и кладёт туда пару моих серёжек. А я всё кашляю и кашляю.

— Ты забыла у Степановны. Она велела передать.

Точно. Думала, потеряла, а на деле сняла их перед сном, положила на раковину, а когда собиралась впопыхах, даже не вспомнила.

Появление дикаря повергает меня в шок. Мы с Михайловым переплетаемся взглядами. Его тёмные глаза погружают меня в состояние гипноза. Смотрю на него не отрываясь и, словно недоразвитая, автоматически опускаю стаканчик вниз. На пол льётся вода.

— Забава, ты чего творишь?! — ругает меня Светлана.

Опомнившись, переворачиваю стаканчик, кидаю его в урну. Стараясь не смотреть на дикаря, возвращаюсь на своё место.

— Ты как здесь оказался?

Сердце колотится так, что, кажется, готово выскочить наружу. Да что со мной такое? Под его непрерывным взглядом сажусь на своё место так неуклюже, что едва не промазываю мимо стула. Вовремя хватаюсь за стол, больно уколовшись сережками.