Дикарь

Дикарь уже не скулил, лишь слабо дергался, надеясь избежать моих жестких растираний. Закончив с ногами, я принялась за руки, а потом перевернула соседа на живот и хорошенько согрела спину. В тусклом свете были видны какие-то пятна, темнеющие на его коже. На руках, ногах, груди и спине. Что это — я не знала, но с виду напоминало круглые рисунки с каким-то знаком внутри.

Закончив растирание, я снова перевернула уже не сопротивляющегося мужчину и задумалась. Что еще я могу сделать? Он по-прежнему не приходил в себя, и кожа все еще оставалась холодной. И пискнула от неожиданности, когда Хенсли вдруг схватил меня и уложил сверху на свою голую грудь, крепко прижав обеими руками. И затих. Даже стонать перестал.

— Эй, отпустите меня? — беспомощно пробормотала я.

Объятия стали крепче.

Отлично. Истина о том, что инициатива наказуема, в действии. И что мне теперь делать? Положила голову, прижавшись щекой к груди мужчины. Кажется, он начал согреваться, по крайней мере, уже не трясся, как заячий хвост. Я закрыла глаза. Ночь была беспокойной, все эти пляски с вилами… А утро — насыщенным. Вот полежу сейчас пару минут и пойду мыть посуду…

Глава 9

«Это уже немало», — кивнул Ветер.

Приступ начал скрести изнутри голову еще там, на террасе, возле рыжей выскочки. Нет, раньше. Когда я вошел во двор и увидел толпу женщин — хохочущих, топающих, кричащих! И музыка! Чтоб их всех жроты поглотили! Отвратительные звуки, разрывающие тишину и заодно мою голову. В глазах начало темнеть, приступ живым зверем скалился внутри, обещая агонию.

Да, оставалось лишь смириться и отправиться в подвал, надеясь переждать очередную маленькую смерть. Но прежде надо, наконец, решить вопрос с этой заразой, что поселилась в моем доме. Решить раз и навсегда, кардинально. Потому что долго я так не протяну. В следующий раз — свалюсь прямо там, у чужих ног. Свалюсь и завою, вот номер будет…

Повезло. Наорал, запугал, дополз до спальни.

И, кажется, в этот раз истра Лэнг поняла, что шутки закончились, я видел страх в ее глазах. Возникшее на миг сожаление быстро сожрала боль. Я должен избавиться от девчонки. Должен. Пусть боится…

Гордая. На осколки даже не взглянула, любая другая обрадовалась бы возможности. Сгребла бы драгоценности и отвалила, плюнув на развалившуюся хибару. А эта — нет. Стояла там, сверкала своими глазищами. Даже веснушки на носу побледнели от злости.

Глупая.

Воительница недоделанная. Сама худая, как веточка, а все туда же — воевать. Отстаивать. Такая должна сидеть тихо у мужа под боком, детей растить, пироги печь… а эта вон — воюет.

…Хорошо, что успел дойти до двери, а не свалился по дороге. Грош цена была бы моим угрозам, если бы начал кататься от боли в грязи.

Дополз. Даже отраву свою привычную выпил. Зарылся в шкуры…

А потом начался бред. Такое тоже частенько бывает, боль терзает разум и тело, видится всякое. Обычно в своем бреду я снова стою у Багровой Скалы. Смотрю на эйлинов, что шагают ровными, словно нарисованными рядами. Сверху кружат драконы, на флангах ждут команду стихийники…

С этого все начинается. Эйлины все ближе и ближе, сила клокочет внутри, растекается лавой. Я сдерживаю ее, сдерживаю, опасаюсь выпустить раньше, чем эти сволочи подойдут. А раньше нельзя. Гады не должны знать о засаде. И так чудо, что подошли столь близко, у этих тварей невероятный нюх… Дальше кошмары…

Но в этот раз в моем бреду почему-то была рыжая. Хотя неудивительно. Крепко она мне мозг вынесла. Вот и чудится, что сидит на кровати, ругается и… раздевает меня. А потом трет, трет, словно надеется освежевать, как пристреленного зайца. Какой, однако, занимательный на этот раз бред! Надо же.

Рыжая дернула меня за палец, что-то сердито сказав. И я снова забыл о Багровой Скале. Рыжая теплая. Даже горячая. Она вся — огонь: руки, глаза, волосы. Пламя, к которому так хочется прикоснуться, забрать себе, присвоить. Отогреться. Тяну руку, трогаю это пламя. Живое. Не то что я, дохлая ледышка. Рыжая теперь лежит на моей груди, щекочет дыханием кожу. Греет. Мне нравится. Очень нравится, потому что с ней становится легче. Когда рядом такое прекрасное пламя, даже умирать не страшно. Пусть она всего лишь бред, но как же хорошо… когда не один.

…Сознание вернулось рывком, и я открыл глаза, поморгал. Опустил взгляд. На моей груди покоится рыжая макушка, и ее обладательница сопит, обхватив меня руками. Я снова поморгал. Это что же? Мне не почудилось? Рыжая правда здесь?

Поднял руку, осмотрел. Понюхал. Спиртом тянет. Она что же, чем-то меня натерла?

София что-то буркнула во сне, и я замер. Вторая рука покоилась на пояснице девушки, и я пошевелил пальцами. Хмыкнул. Чувствовал я себя как-то странно. В голове шумело, но, кажется, не от приступа. Что она влила в меня?