– Я не хотела, – шепчу еле слышно. Голос хрипит ото сна. – Не хотела будить. Я не… – запинаюсь, не зная, что еще говорить. Что вообще в таких случаях положено говорить?
– Ухум, – снова мычит. Язык что ли проглотил? А потом вдруг чуть придвигается. Резко так и решительно. Глазами шарит по моему лицу и, опустив их, застывает взглядом на моих губах.
Я сглатываю. Снова. Сердце начинает биться в конвульсиях. Облизываю вмиг пересохшие губы. Мозг зависает. А я во все глаза пялюсь на дикаря. Где-то на задворках сознания орет фальцетом внутреннее я: он же… он же сейчас тебя поцелует, Милка!
Ну и что? Я против? Сомневаюсь. Губы горят под его взглядом. Но если поцелует, то не остановится на этом, да? Такому, как Михаил, вряд ли хватит “просто поцелуя”. А мы в глухом лесу. В палатке. В одном спальнике. Я ведь даже слова против сказать не смогу! Или смогу? Ведь сама пялилась на эту бороду и думала, а как же… А если мне понравится? Целовать и обнимать этого большого, сильного и ворчливого дикаря?
Пытливый ум человека, познающего свое и чужое тело, вопит от предвкушения. А трусливый заяц в сердце упирается ладонями в мужскую грудь, отталкивая кричит:
– Нет-нет!
Я качаю головой и, дернув рукой, расстегиваю молнию на мешке, делая свободнее пространство между нами.
– Я ничего такого… ничего! – блею невнятно и отползаю, выбираясь из спальника.
В этот же самый миг глаза Михаила опускаются ниже, и только тогда я понимаю, что сижу перед ним в одном лифчике. Тонком, кружевном, без поролоновых чашечек. Благо, еще шорты на мне. Прикрываюсь руками, только тогда он снова смотрит мне в глаза своими черными омутами.
– Я понял, – его голос звучит так же с хрипотцой, от которой мурашки. Волоски поднимаются дыбом, демонстрируя гусиную кожу. И это не ускользает от внимания дикаря.
Я быстрым движением хватаю из мешка футболку и выползаю из палатки. Едва не запинаюсь на выходе. Поднимаюсь на ноги, одеваюсь и пытаюсь привести сбившееся дыхание в норму. Вдох-выдох, Милена. Вдох-выдох.
Все в порядке! Может, мне просто показалось? Михаилу же нравятся пышнотелые и с формами, а не “суповой набор”, да? Да, точно! Ничего такого у него на уме не было! Я уверена.
Миша
Провожаю взглядом задницу-сердечко в моих мятых шортах, удирающую из палатки, и с трудом сдерживаю свой порыв – дернуть девчонку за пятку и затащить обратно в спальник. К себе под бок. Потребовав продолжать меня бессовестно лапать. Я даже мертвым готов прикинуться! Только бы эти пальчики робкие вернуть на грудь.
Блть, что эта мелочь творит? С моим телом и мозгами? Всего трое суток, а моя жизнь уже пошла кувырком.
Дальше так продолжаться не может. Надо от нее избавляться. Чем быстрее, тем лучше. Не поедет сама – затолкаю в тачку и вызову эвакуатор до Москвы. Хватит! Наплясался. Мне вредного сына и стервозной бывшей жены до задницы хватает!
Откидываю затылок на сложенную под головой футболку и растираю ладонями лицо. Спину ломит. Виски давит. Рука, что под головой Милки всю ночь пролежала, затекла, и я ее просто не чувствую. Да еще и не выспался толком. Сначала упрямо пытался потушить телесные «порывы». Потом в башку всякая херь ванильная лезла. Отбивался, как мог. А только задремал, как тут вот – лапки по груди поползли. Время, кстати, всего шесть утра. И чего этой отчаянной не спалось, спрашивается?
Понятия не имею, что принцесса делает на улице. Надеюсь, ей хватит мозгов никуда дальше двух метров от нашей «стоянки» не отходить. Я же даю себе еще десять минут на то, чтобы полежать и проснуться окончательно. И только потом натягиваю толстовку и выбираюсь из палатки, слегка по-утреннему офигев.
– Это как это? – спрашиваю да так и замираю на полусогнутых, таращась на небольшой трещащий костерок.
– Холодно было, – шепчет. – В шортах. А вы вставать что-то не сильно торопились.
– Ты как его развела? – хмурюсь, оглядывая кривенький тлеющий «домик» из дровишек, сооруженный девчонкой.
– Видела вчера, как вы разводили. Запомнила…
– А чем подожгла?
Милка ближе подтягивает к груди колени и поднимет зажатый в руках спичечный коробок:
– Наверное, у вас из рюкзака выпал.
Смотрю в эти огромные глаза сверху вниз и честно не знаю: заржать мне хочется или восхититься. Милка, может, и наивная временами, но совсем не дура. Ловит некоторые вещи на лету.
– Что еще запомнила? – киваю.
– Что в лес одной соваться нельзя. И верить бородатым дикарям и их детям тоже, – бурчит и прячет взгляд, срывая травинку у себя под ногами.
– Умница, – ухмыляюсь, – ускоренный курс по выживанию в тайге усвоен на «отлично». Можно возвращаться в Москву и с чистой совестью топать с докладом к деду.
– Может, мы уже позавтракаем и пойдем в сторону деревни? – пропускает моей выпад мимо ушей коза.
– Может, и позавтракаем. А что у нас на завтрак? Кого поймала? Белку, кролика, кабана?
– Так я… – вскидывает взгляд и хлопает растерянно ресницами.
Я улыбаюсь.
– Вы опять шутите, Михаил? – хмурит носик принцесса.