И вот с этим образцом мужественности у нас ничего не было. Я все еще невинна. Миша не такой. Миша хороший. Благородный и достойный мужчина, который не воспользовался беспомощностью женщины. А я – балда!
– По-моему, на этом бутерброде масла уже достаточно, Мил.
– Прости? – вскидываю взгляд глаза в глаза. – Ч-что?
Миша улыбается. Кивает.
Я смотрю на свои руки:
– Черт! – улыбаюсь, а по щекам разбегается румянец. – Задумалась, – откладываю батон, на котором масла уже в два раза больше, чем толщина самого ломтика. И смущенно отвожу взгляд, почесывая кончик носа.
– Ничего, бывает. Кофе сваришь?
– Да. Момент! – с радостью переключаю все свое внимание на кофемашину, разворачиваясь к хозяину квартиры спиной. Или… не хозяину?
Мимолетно пробегаю глазами по кухонной утвари и кухне в целом. Вся техника престижных марок, а мебель из элитных сортов камня и дерева. Я в этом достаточно неплохо разбираюсь. Да и квартира, в целом, не из дешевых. Начиная от расположения и заканчивая убранством. Иметь квартиру в столице, в принципе, не каждому по карману. Исходя из чего возникает целый ряд вопросов. Мог ли простой фермер позволить себе подобную недвижимость? Или все-таки не простой? А может, и вообще не фермер?
Кусаю губы, загружаю в машину кофейные зерна. В итоге не выдерживаю. Щелкаю на пару кнопок и, пока крепкая арабика варится, спрашиваю:
– Миша…
– М?
– Ты так и не ответил, это твоя квартира?
– Это так принципиально важно?
– Ты хотел поговорить конструктивно, – бросаю взгляд с немым укором, – а сам увиливаешь от ответов.
Румянцевский внук хмыкает:
– Подловила. Один-ноль, принцесса.
– Так что?
– Моя.
– Оу, правда?
– Это мы с тобой уже проходили. Разве я тебе когда-нибудь врал?
– Ну, – ухмыляюсь, – было дело.
– Это дело было для дела. Кто ж знал, что ты такая упертая, – ворчит дикарь, который в данный момент совсем не дикарь. Ну, только если в самом хорошем смысле. Возбуждающий все девичьи фантазии.
– Разве это плохо?
– Что? Твоя упертость?
– Мхм, – разворачиваюсь, подпирая попой кухонный гарнитур.
Миша умело подкидывает блин на блиннице, переворачивая. И только потом отвечает:
– Наоборот. Упертость – одна из тех черт в характере людей, что я ценю, Милка.
Сложно, услышав такое, не начать улыбаться.
– А еще какие?
– Целеустремленность.
– Еще…
– Честность.
– М, еще?
– Умение молчать, может быть?
– Это что, намек? Ты только что назвал меня болтливой?!
Миша пожимает плечами, скидывая блин с блинницы на блюдо. В общую, румяную, аппетитную стопочку. Улыбается хитро. Я возмущенно пыхчу:
– Я не болтливая! – пихая локотком его в бок. – Я просто любопытная, чтобы ты знал.
– Скорей пытливая, – смеется и обнимает меня за плечи Миша, притягивая к себе.
Я обиженно дую губы. Он чмокает меня в макушку:
– Завтрак готов.
– Что поделать, – бурчу я, выворачиваясь из его захвата, – если из тебя информацию приходится доставать по крупицам. И исключительно под пытками или под хмелем. Вот тебя ни пытливым, ни болтливым точно не назовешь.
– Издержки профессии. Давай за стол. Я жутко голодный! – говорит это, одаривая меня таким откровенным и жарким взглядом, что приходится сильно усомниться в том, что подобный “голод” в силе утолить простые блины и кофе. Разве что КАМАЗ блинов!
Завтрак мы уплетаем молча. Уж не знаю, почему молчит Миша, но у меня неожиданно кусок в горло не лезет. Хотя приготовленные Михаилом блинчики едва ли не самые вкусные, что я пробовала в своей жизни. Но…
Я кручу в руках чашку с кофе. Грею о нее ладони. И наблюдаю за мужчиной. Хочется верить, что украдкой и ненавязчиво. Хотя то и дело ловлю на себе его взгляд. В голове творится настоящий ураган из мыслей и сомнений. Что, как, зачем и почему? И так бесконечно. По кругу!
Я не понимаю, зачем он приехал. Но понимаю, что не хочу, чтобы он уезжал. Я не понимаю, к чему нас все это приведет. Но вполне отдаю себе отчет в том, что с каждым вздохом и взглядом утопаю в своих чувствах все глубже, и глубже, и глубже…
Это пугает. Нет, не так. Мне страшно! Для Михаила бросить матери: я на ней женюсь – как нечего делать! Будто он каждый день бросается словами о свадьбе. Будто для него это все шутка. Для меня же это может стать огромной проблемой. Вылиться в разбитое сердце.
Порой он до дрожи пугает меня своей сдержанностью. А временами я совершенно теряюсь, когда он начинает говорить прямо и без увиливаний. Вот как сегодня утром! Решительно берет в оборот и прет напролом, как танк! Я не понимаю его. Я теряюсь рядом с ним. Я чувствую себя маленькой, слабенькой и глупенькой девочкой! Я… похоже, и правда влюбилась. И что теперь с этим делать, я не понимаю…
Ровно до тех пор, пока не открываю рот, чтобы снова спросить Мишу, зачем он приехал в Москву. Когда он меня опережает, заявляя:
– Какое время года предпочитаешь для свадьбы? Осень? Зима? Можно весной, но до нее далеко. Я так долго ждать не готов. В принципе, мы успеем расписаться еще и этим летом. Как думаешь?
Миша
Милка растерянно хлопает глазами.
Я откидываюсь на спинку стула.