Дикарь (ЛП)

Но он не произнёс этого вслух. Это было то, о чем он думал в своем самом сокровенном «я». То, чего он боялся. Часть его была украдена, и он уже никогда не сможет её вернуть.

— В любом случае, — продолжала она, когда он замолчал, — ты прав. Природа красива, но при этом жестока. Я тоже это знаю.

Он задумался над тем, чем она занималась.

— Значит, ты разыскивала машину? Так вот почему ты ходила сюда? Именно поэтому ты здесь работаешь?

«Я бы так и сделал, — подумал он. — Если бы моя семья была где-то здесь, живая или мёртвая, я бы тоже стал их искать».

Она остановилась, и он тоже, повернувшись к ней. Её глаза были широко раскрыты, а рот немного скривился. Она посмотрела в сторону, а затем снова на него.

— В общем, да — сказала очень тихо, быстро оборвавшись в середине фразы, которая прозвучала так приглушённо, словно что-то мешало ей говорить. Ему показалось, что он увидел слёзы в её глазах, и его сердце забилось чаще.

«Только не плачь. Не выгляди такой грустной».

— Вообще-то, никогда… наверное, я никогда себе в этом не признавалась, но… да. Я искала обломки с тех самых пор, как стала достаточно взрослой, чтобы ходить сюда одной. Эта работа по сути лишь способ заработать деньги.

Она помолчала.

— Мне нужно двигаться дальше, понять, что делать со своей жизнью, но я словно хожу по кругу, будто я в ловушке. — Она тихо засмеялась, но это не было похоже на обычный смех. Он звучал печально.

Лукас посмотрел на её красивое лицо и медленно выдохнул. Неожиданно он вдруг понял эту женщину, и почувствовал себя… человеком, нежели животным. Мужчиной.

— Я знаю, каково это ощущать себя потерянным, — сказал он.

Это отличало его от животных. Для них лес был домом, а для него — нет.

Харпер встретилась с ним взглядом и, казалось, пространство между ними залил солнечный свет. Невидимый, но приятный и тёплый. Шёпот внутри него стал сильнее, превращаясь… в мелодию. Лукас никогда не чувствовал этого раньше. Он не знал, что и думать, но ему это нравилось. Она ему нравилась.

Листья шуршали вокруг них, ястреб заметил мышь и спикировал на свою атаку, опускаясь низко, а затем устремляясь обратно в небо. Хищник закричал. Его обуревал гнев. Его обед ускользнул.

— Сколько тебе было лет, когда ты начал жить здесь в одиночестве, Лукас? — спросила она.

Он уставился на неё, инстинктивно желая проигнорировать вопрос, возможно, солгать. Обезопасить себя. Теперь Лукас понимал, что его приучили так мыслить, манипулируя и запугивая. Но имеет ли значение, ответит он честно или нет? Прежде чем он сумел всё это обдумать, произнёс:

— Около восьми, я думаю.

У неё отвисла челюсть.

— Около восьми? — Она покачала головой. — Это невозможно. Лукас… это незаконно. Тебя буквально бросили. Кто-то должен ответить за это.

— Теперь уже слишком поздно. Это ничего не изменит.

«Я тоже виноват».

Она задумалась на мгновение, а затем покачала головой.

— Наверное, нет, но только это кажется неправильным вообще ничего не делать. Даже если ты не собираешься привлекать закон… ты должен…

— Что? Что же мне делать? Что бы ты сделала?

Она взглянула на него, закусив губу. Наконец, она вздохнула.

— Ну, ты можешь проклинать Бога, я думаю. Обычно это мое лучшее решение. Делать это очень громко и с большим возмущением. — Она одарила его быстрой улыбкой, которая тоже была немного грустной.

Он прокрутил её слова в голове, пытаясь понять те, которых не знал, его мозг работал быстро.

«Большое возмущение — ярость, гнев. Большой гнев. Сильный гнев».

Прищурившись, он посмотрел туда, где сходились небо и земля.

— Это работает?

— Нет, в целом. Всё это заставляет меня чувствовать себя маленькой и беспомощной.

— Муравей, проклинающий Бога с вершины травинки, — процитировал он по памяти, слова слетели с его языка прежде, чем он смог остановить их. Он прикусил губу и поморщился, ощутив вкус крови.

Она одарила его удивленной улыбкой, которая превратилась в смешок.

— Как-то так, да. — Она на мгновение замолчала. — Что ты будешь делать? Теперь, когда Дрисколла нет? Насколько я понимаю, вы с ним обменивались вещами?

— Да. Но не так много за последние несколько лет. Мне не нужен Дрисколл, чтобы выжить. — Он помолчал с минуту. — Мне будет не хватать некоторых вещей, которые он мне доставал, но я пережил не одну зиму… не один год без него. Я смогу сделать это снова, если придется.

Она ничего не ответила, и когда он бросил на неё быстрый взгляд, то увидел, что она хмурится и прикусывает губу, как, казалось, делала прямо перед тем, как начать задавать много вопросов подряд.

— А что случилось с твоими родителями? — спросил он, пытаясь перевести её мысли с него на что-нибудь другое. — Как произошла авария?

Он сделала глубокий вдох перед тем, как ответить.

— Я тоже была маленькой, как и ты, когда весь мой мир рухнул. — Она улыбнулась, но улыбка быстро исчезла. — Или, по крайней мере, так это ощущалось.

Он снова почувствовал понимание. То, как она сказала, что весь её мир рухнул; это именно то, что он думал, случилось с ним однажды, точнее, дважды. Всему миру пришел конец.

…идёт война…