Он всем улыбался, подзывал по именам то одного, то, другого, принимал принесенные ему документы: счета какой-то фермы, просьбу о денежной оплате расходов на свадебную церемонию, ходатайство по делу о размежевании и тому подобное. Секретарь клал все эти бумаги в большую корзину, устланную тканью. Он имел вид славного человека, думающего только о том, как помочь окружающим, и наслаждающегося жизнью, как эпикуреец. Те, кто знали, что Палфурний был закоренелым преступником, подделывателем документов и, кроме всего прочего, отравителем, здесь не присутствовали, тут это было известно только Гонорию, сыну Кэдо.
А тот видел перед собой огромную спальную комнату и монументальную кровать, выделявшуюся на фоне нежного пейзажа – сельского пейзажа Помпеи у подножия Везувия: комната выходила на террасу, отделявшуюся от нее лишь передвижной ширмой, которая утром раздвигалась рабами.
Один за другим клиенты, вольноотпущенники, арендаторы и просители спускались по лестнице. Адонис и Фрина[96], приносившие вместе с хозяином дома жертвы Венере, поднялись с кровати и в полной красоте своей наготы направились в ванную комнату.
Когда в комнате остался один лишь Гонорий, стоявший у входа, удивленный взгляд Палфурния остановился на этом посетителе, не желавшем уходить.
– Ну а чего хочешь ты, молодой человек? – спросил хозяин дома, лежа на кровати.
– Познакомиться с тобой, Палфурний, и лично поговорить об одном деле.
Толстяк уставился на посетителя, стараясь догадаться, что за попрошайка к нему явился.
– Так что такого важного ты хочешь сообщить? Эй, вы, там, – сказал он двум рабам, которые с одеждами стояли около кровати, – дайте что-нибудь, чем можно было бы скрыть от глаз этого мальчика мое очарование! – Он жизнерадостно рассмеялся и, когда те помогли ему надеть нечто вроде домашней тоги, богато украшенной вышивкой, встал с постели. – Подойди! Ничего не бойся! – пошутил он. – Я полон удовольствия и не причиню тебе никакого вреда. Пойдем на террасу, на свежий воздух...
Пока рабы закрывали дверь и убирали кровать, Гонорий пересек комнату и вышел вместе с Палфурнием на террасу, откуда открывался вид на Везувий, из кратера которого шел дым, растворявшийся в голубом небе.
– Не правда ли, чудесный пейзаж? – спросил хозяин дома, показывая на вулкан и окрестные холмы, которым море оливковых деревьев, освещенных солнцем, придавало серебряный блеск.
Они оба оперлись на мраморную балюстраду террасы.
– Поистине великолепный, Палфурний! Ты, как смертный, действительно очень богат, если можешь жить в подобном доме, окруженный такой красотой...
– Так и есть! Тем не менее я должен тебе сказать, что много трудился, чтобы достичь всего этого. Но скажи мне... я ведь не знаю даже твоего имени!
– Да нет, оно тебе известно! Я – Гонорий, сын Кэдо.
– Гонорий! Откуда мне тебя знать? – Но потом Палфурний, отличавшийся большой сообразительностью, отступил на шаг. – Гонорий! – вскричал он, хмуря брови. – Не хочешь ли ты сказать, что ты был адвокатом Суллы?
– Конечно! Я им и остаюсь, и еще в большей степени, чем был...
– Смотри-ка! – протянул толстяк. – И ты приехал сюда, ко мне! – Теперь он посмотрел на своего собеседника с недоверием, раздумывая, не прячет ли тот под туникой стилет или кинжал и не скрывает ли дурные намерения. – Разве тебе в Риме не дали понять, что ты не должен больше вмешиваться в наши дела? – бросил он сердитым голосом.
– Да, дали. Мне по-всякому дали понять и даже увезли в лес, привязали там к дереву, а в городе тем временем вынесли из дома все, что там находилось; был украден также и мой счет в банке.
Палфурний нахмурил брови:
– И несмотря на все это, ты приехал сюда, в Помпеи, и даже пришел в мою спальню?
– Да ты сам пригласил меня пройти...
– Это так! Я гостеприимный человек. Но теперь ты должен как можно скорее уйти отсюда.
Гонорий отрицательно покачал головой:
– Но не сразу.
– Почему? Я позову своих охранников и шепну им только одно слово...
– Ты им ничего не скажешь, потому что очень нуждаешься во мне.
Житель Помпеи рассмеялся неприятным смехом:
– Я? Ты считаешь такое возможным?
– Раньше это не было возможным, но теперь...
– Как это может быть, скажи?
– Просто твой друг Лацертий получил от кое-кого, кто очень близок к императорскому трону, приказ умертвить тебя, и приказ этот уже передан исполнителям... Исполнителям, ты понимаешь? Как только я узнал об этом, я понял, что, после того как мы долгое время были врагами, теперь я и ты оказались в одном лагере. Тогда я поспешил прийти тебе на помощь.
На лице с красными прожилками, украшенном бородавкой, ирония сменилась гневом, а потом и страхом, рот сложился в сардоническую улыбку, но смеха не получилось.
– Предать меня смерти! Приказ Лацертия? Ты мелешь вздор! – закричал он срывающимся голосом.