— Я всю жизнь оглядывался через плечо. Та ночь разрушила нас. Погубила нас всех троих.
— Да.
— Я всегда хотел быть только священником. Но ощущал себя каким-то жуликом. Как я мог приводить людей к Богу и служить их духовным потребностям, когда сам был далек от благодати? Я делал кое-какое добро. Я делал, я… помог некоторым людям. Знаю, что помог. Но еще я знал, кем я был. Убийцей, слабым, одиноким и напуганным человеком… человеком, находящимся во власти демонов и желаний… — Он снова закашлялся. — Тот шрамовник, он… он связал нас вместе навеки, связал нас с нашими грехами, и друг с другом.
— И с ним самим, — добавил я.
— Много лет я изо всех сил пытался убедить себя — и Бога, что я — хороший человек и хороший священник. — Джейми уставился во тьму. — И у меня почти получилось. Во всяком случае, мне так казалось. Потом один мальчик из моего прихода страшно обгорел при пожаре. Мне позвонили из больницы и сказали, что он умирает и что его семья просит, чтобы я совершил соборование. Ему было восемь лет, совсем ребенок. И он был напуган. Я сидел на его койке и держал забинтованные культи, когда-то бывшие его маленькими ручонками. И он посмотрел на меня и сказал: «Что мы все делаем здесь, святой отец?» Конечно же, меня учили отвечать на подобные вопросы. И у меня были готовые и якобы обнадеживающие ответы. Но я просто ничего не мог сказать. Я видел в глазах мальчика всю эту страшную боль. Он смотрел на меня, потому что его учили, что я могу как-то спасти его и дать ему все необходимое для перехода из этого мира в другой. Что у меня есть некая конфиденциальная информация, понимаешь? — Джейми закрыл руками глаза. — Последнее, что увидел мальчик, это мое лицо, ищущее ответа, достойного его вопроса. Последнее, что он услышал, это мой шепот «Я не знаю». Тогда я понял, что больше не смогу быть священником. Я — лжец, преступник и самозванец. Я пытался. Господь знает, что я пытался. Но я был недостоин называться слугой Бога. Никогда не был.
— Я тоже потерял веру.
Джейми отвернулся от окна.
— Я не терял веру, Фил. Она сильнее, чем когда-либо. Именно поэтому мне так больно. Я помню, как усердно молился. Чтобы я не просто творил добро, а имел желание его творить, чтобы отказался от греха и слабости. Я по-прежнему молюсь, но слышу в ответ лишь тот крик, тот… тот ужасный крик. Лишиться Божьей благодати, не имея даже возможности получить ее, довольно несправедливо, но именно это случилось со всеми нами тогда под дождем, много лет назад. Мы никогда даже не имели возможности. Да и как мы могли ее иметь, когда на руках у нас была кровь ангелов?
— А что, если это кровь демонов? — спросил я.
— Ты правда думаешь, что есть какая-то разница?
— Ты же ходил в семинарию, вот и скажи мне.
— Проклятие ничем не отличается от смерти, Фил. Если конечным результатом все равно будет смерть, какая разница, как и почему ты умрешь?
Я закурил и предложил ему сигарету, но он отрицательно покачал головой.
— В тот последний день, когда мы все втроем были вместе там, у валуна, вы с Мартином возвращались на поле?
— В ту ночь, да, — ответил он. — Мы нашли рюкзак. Меч и книга по-прежнему были в нем. Мартин забрал их. Он сказал, что избавится от них.
— И он избавился?
— Не знаю.
Я выдохнул между нами облако дыма и попытался оценить его ответы.
— Что ты знаешь о них, Джейми? О мече, книге и о шрамовнике?
Джейми потер руку в месте укола, отошел от окна и рухнул на стул у стола.
— Я не знаю точно, кем он был, но я немного разузнал про книгу. На обложке был символ.
— Странник.
Он не смог скрыть своего удивления.
— Откуда ты знаешь?
Так сказала мне женщина, у которой он был вырезан на животе.
— Я тоже кое-что разузнал, — сказал я.
Джейми зашелся в приступе кашля. Потом допил оставшуюся воду в открытой ранее бутылке.
— Думаю, это — молитвенник, — сказал он, прочищая горло. — Считается, что Странник практикует магию и общается с миром духов, применяя молитвы, заклинания и учения из своей книги. Якобы знания, содержащиеся на ее страницах, настолько сильные, что простой смертный едва ли может их постичь. Странник получает книгу заклинаний перед тем, как покидает мир духов и перемещается в наш. Она даруется ему Богом или богами, в зависимости от религии. В некоторых преданиях она даже даруется Страннику его личным богом. Смотря, кому или чему он поклоняется.
— И Странник может быть либо ангелом-мучеником, либо демоном?
— Верно. Посланным сюда творить добро или зло.
— Или хаос. — Я знал, что простого упоминания этого слова было достаточно, чтобы перед глазами у нас возникла татуировка на лопатках шрамовника. — Так о каком виде магии идет речь? Использовалась эта книга во благо или во зло?
— Предполагаю, что все зависит от того, кто ей владеет.
Я встал над ним рядом со столом, приоткрыл окно и стряхнул пепел в ночь.
— Она по-прежнему у Мартина, верно?
— Возможно, да.
— Тебе известно, что он затевает там, в пустыне?