Дикие

Я с трудом отрываюсь от девушки, отдираю себя почти с мясом, перехватываю все-таки руки, которые почти сжались на члене, связываю.

Снова опрокидываю Кристин на спину.

- Конард, мать твою, Макклин, я тебя…

- В этот раз все будет медленно, в этот раз, - я приподнялся над распростертой волчицей, - я оближу каждый участок твоего тела, попробую тебя на вкус везде, узнаю везде…

И снова стон с ее губ.

И натягиваются тонкие путы.

- Тише, маленькая, - я склоняюсь к ее шее, - по-другому пока нельзя.

- Почему?

- Потому что мне очень-очень сложно сдерживаться, - я веду языком вдоль шеи, вдоль синей вены, где так соблазнительно, так искушающе бьется пульс Крис. Вкус и запах ее крови дразнит, манит, от него почти больно, потому что рвется наружу зверь, потому что толкается внутри, впивается когтями в тело. Сладкая боль.

Я спускаюсь ниже по телу извивающейся Хэнсон. Трогательные, тонкие ключицы, ямочка между ними, аппетитная, полная грудь. Она сладкая и вкусная везде.

Мне нравится ее кожа под языком, она как взбитые сливки, как домашний крем. Мне нравится, что вслед за движениями моего языка на успевшей покрыться легкой бронзой коже появляются мурашки. Мне нравится, что с каждым моим движением Кристин мечется и стонет все отчаяннее, все громче. Мне нравится, что ее запах – еще насыщенне, словно «подышавшее» вино.

Я хочу, чтобы она коснулась меня, я хочу ощутить ее руки на своем теле, губы – на члене, но… нельзя. И это как выстрел в голову в упор, как разряд тока в поясницу, как иголки под кожей. Выжигает, выбивает.

Я сжимаю грудь девушки, надавливаю на соски, немного сдавливаю их пальцами, и накрываю левый губами.

Как брусника, как мед на языке. Твердый, терпкий, и стоны Крис немного громче.

Клыки давят, дергается под кожей зверь. Ручной монстр совсем скоро перестанет быть таковым. Но я позволяю себе и ему лишь легкий укус в грудь. Хэнсон дергается, дергается сильно, подавая вверх бедра.

- Конард…

- Что?

Я поднимаю голову, чтобы заглянуть в глаза девушки, чтобы утонуть в расплавленном желанием и страстью серебре, чтобы увидеть, как соблазнительно она закусывает клыками губы, как проводит по ним языком. Дергает руками почти яростно, пытаясь освободиться от оков, и всхлипывает разочарованно, жалобно.

- Ты мучаешь меня. Пожалуйста, Конард, - движения еще судорожней. Кристин снова приподнимает бедра, сжимает ноги вокруг моего колена, пытаясь потереться о меня, чтобы ослабить давление, напряжение.

- Ты не представляешь, как я мучаю себя, - прохрипел, опускаясь к животу. – Ты такая же вкусная, как и была, девочка… Даже еще вкуснее…

Мышцы под моими губами напрягаются, сильнее дрожит тело, проступает испарина. Я слизываю капли пота, смакуя, растирая их на языке, обхватываю руками бедра Кристин, притягивая их ближе к своему лицу.

Вдыхаю.

Медленно, длинно.

Умопомрачительно.

И провожу языком. Еще раз и еще, слегка сжимаю губами и зубами бугорок и снова погружаю язык внутрь. Довожу ее, довожу себя. Как помешательство, на грани, на краю между пропастью и бездной.

Трещит ткань, слышатся хруст дерева и стоны, громкие, почти отчаянные.

- Я отомщу тебе, Макклин, - рычит моя грозная волчица.

- Попробуй, - я снова сжимаю бугорок губами, надавливаю на него языком. Влаги становится больше, очень много. Этот вкус забивает все вокруг, подстегивает, разжигает так, что еще немного и я кончу, даже не войдя в девушку.

- Конард…

- Да?

- Пожалуйста…

- «Пожалуйста» что?

- Сделай это, войди в меня, - снова жалобно и зло одновременно. Кристин приказывает и просит, умоляет, это возбуждает настолько, что сопротивляться невозможно. Я как загипнотизированный, как обдолбанный…

Я приподнимаюсь над ней и медленно вхожу. Медленно, потому что момент хочется растянуть, потому что хочется видеть, как еще шире становятся ее зрачки, как чаще поднимается грудь.

Но Кристин подается бедрами мне навстречу, и все летит к чертям.

Я погружаюсь в девушку одним движением.

Дрожат собственные руки, пот градом по спине, рычание – с губ, ее вкус – на языке. Он долбит по вискам и нервам, он, как дым, заполняет легкие и глотку.

От того, что руки волчицы связаны, ее грудь немного приподнята, соблазнительно напряжены соски. От них невозможно оторвать взгляд. От нее невозможно оторвать взгляд.

Она как языческая богиня, обольстительная, страстная, очень требовательная. Никакого стеснения, только раскаленная лава страсти.

Я накрываю сосок губами, продолжая двигаться в Хэнсон.

И она стонет, и подается ко мне, всхлипывает, все сильнее и сильнее натягивая ткань галстуков. Мне не нравится это, я боюсь, что она может себе навредить, и отросшими когтями просто срезаю узлы. Перехватываю ее руки, прежде чем девушка успевает коснуться меня.

Если дотронется – сорвусь.

Движения все быстрее, все яростнее. Я прикусываю ее кожу везде, где могу дотянуться, везде, где получается, оставляю следы – как метки. Пока только так.

Меня сводит с ума ее жар. Очень тугая, очень горячая, ненасытная.

- Укуси меня, - хнычет, дергается, пытаясь высвободить руки. – Укуси, Конард, - рычит, приказывает.

- Нет.

- Укуси!