Я забрасываю за спину рюкзак, слегка пошатываясь от тяжести, и мы выходим из кабинета. Мы не оглядываемся до самой кухни – только тогда я проверяю, не идет ли кто за нами.
Пустой коридор и крики. Нужно спешить.
Риз подбегает к пожарному выходу; потрескавшийся знак не горит. Я догоняю ее, и она, приоткрыв дверь на пару дюймов, выглядывает наружу.
– Вроде бы чисто.
У меня вырывается смешок.
– Как будто у нас есть выбор.
Она протягивает мне серебряную руку, и я берусь за нее.
– Держись рядом со мной, – говорит она, – а я буду держаться рядом с тобой.
Я закрываю глаз. Позади Ракстер, а впереди – кто знает?
Глава 24
Дверь выплевывает нас на южную часть территории. Утро вступило в свои права, и через облака пробивается солнце. Лужайка перед нами пуста – между нами и океаном всего несколько прибрежных сосен. Справа от нас забор, отделенный сотней ярдов припыленной инеем травы, и ворота.
– Если придется разделиться, – говорит Риз, – ищи мой дом. Встретимся там.
– И что потом?
– Отцовская лодка, – поясняет она. – Она должна быть где-то у берега.
Изнутри раздается треск – возможно, одна из дверей рухнула, – и я слышу, как школа взрывается криками. Я сдавливаю руку Риз. Самолеты уже близко, мысленно оправдываюсь я, и мне самой от себя противно.
– На счет три, – говорит Риз, – бежим к воротам.
Я киваю, и мы вместе шепчем:
– Раз. Два. Три.
Мы срываемся с места и несемся так быстро, что я мигом сбиваюсь с дыхания и, хватая воздух ртом, сосредоточиваю все силы в ногах. Первые снежные хлопья покалывают щеки. Лямки рюкзака слишком длинные, так что он болтается у меня за спиной, и я спотыкаюсь, но Риз не дает мне упасть.
– Еще немного! – кричит она.
Забор уже близко, но я не могу остановиться. Я устала, я так устала, и ноги не слушаются, а сами несут меня вперед. Но вот наконец и ворота.
Мы останавливаемся. По руке разливается тупая боль, а Риз оставляет на снегу кровавые следы, но во рту горький вкус адреналина, а мороз помогает прийти в чувство. Я жива. Я здесь, и я жива.
Я укорачиваю лямки, пока Риз вытаскивает из-за пояса пистолет. Ворота открыты, и она, прикусив губу, чтобы не вскрикнуть от боли, вскидывает пистолет, поменяв позу так, как я ее учила, и целится в тень, укутывающую деревья за воротами.
– На всякий случай, – говорит она.
Я едва не смеюсь.
На этот раз мы идем к ее дому другой дорогой. Мы держимся подальше от чащи, стараясь не сходить с извилистых звериных троп, которые рассекают лес: лучше уж знакомая опасность, чем незнакомая.
В лесу удивительно тихо, даже для Ракстера. Снег идет гуще, чем обычно в это время года. Мы высматриваем следы, но всякий раз, когда находим, они ведут в направлении школы. Если мы и в безопасности, то только за счет тех, кто остался там.
Наконец впереди показываются развалины дома Харкеров. Я смаргиваю снежинки с ресниц и ускоряю шаг, окрыленная возможностью перевести дух.
Риз – она идет первой – рассеянно вытирает ноги на пороге дома, и у меня сжимается сердце. А потом она судорожно вздыхает и всхлипывает. Ну конечно, я совсем забыла. Мистер Харкер. Тело.
Я кладу здоровую руку ей на плечо и встаю рядом, готовясь сказать что-нибудь утешительное. Но мои слова ничего не изменят, потому что вокруг того, что осталось от мистера Харкера, сгрудились три серых лисы, которые остервенело вгрызаются в труп, истекая черной слюной.
– Пошли прочь! – кричит она, поднимает пистолет и стреляет не целясь. – Прочь!
Одна лиса кидается в пролом в стене и исчезает в камышах, но оставшиеся две поднимают головы и смотрят на нас. Риз все равно. Нетвердым шагом она приближается к телу, отбрасывая в сторону мою руку, когда я пытаюсь ее остановить. Она падает на четвереньки у ног отца – один ботинок у него расшнурован, из второго выглядывает полосатый носок.
Лисы равнодушно смотрят на нее, словно принимают за свою, но, когда я подхожу ближе, они с высоким визгом бросаются врассыпную и исчезают в проломе.
– Риз? – зову я.
Она садится на колени, и я, опережая ее, стираю с ее щеки слезу.
– Ты не против убраться отсюда подальше? – спрашивает она.
Мы идем на запад вдоль береговой линии; идти по берегу было бы проще, но Риз держится деревьев, не выходя на открытое пространство.
В этом месте край суши переменчивый, почти что пористый. Чуть дальше он перетекает в массив зазубренных скал, по другую сторону которых переходит в топь. Когда мы вышли за ворота, я спросила Риз, куда мы идем, но она только покачала головой и потянула меня за собой. Неделю назад я бы назвала это упрямством, но на самом деле Риз смущена, потому что я спросила, куда мы идем, а она и сама толком не знает.
Перед нами скалы. Риз хмурится, поглядывая на берег, и на несколько шагов отступает от деревьев.
– Почти пришли, – говорит она, и я киваю. Главное – не давить на нее. Она найдет то, что ищет.