Дикие истории. Дневник настоящего мужика

И однажды, в 1957 году, мама была дома с котиком. Она сидела на диване, когда комнату наводнили крысы. Они вышли из всех щелей. Мама взобралась на диван с ногами, к ногам прижался кот. Крысы медленно ходили по подвалу и таращили свои умные глаза-бусинки. Сейчас, с высоты своего зоологического опыта, я, анализируя тот случай, думаю, что сообщество крыс решило предъявить территориальные претензии людям. Но тогда объяснить это было некому, да и что толку от объяснений? Маленькая девочка стояла на диване, у ее ног, выгнув спину и шипя, жался кот. Шерсть дыбом. Они боялись, а крысы наступали. Мама перебиралась по дивану к двери. Потом распахнула ее, схватила кота, и по длинному отвратительному розовому коридору они убежали.

Ту атаку крыс она помнит до сих пор. А кот в тот день ушел. И больше не вернулся. Мужчина не останется со свидетелем своих поражений.

* * *

Так вот, мышь прыгала в банке, я был счастлив. Стало понятно, что мышь будет теперь всегда жить с нами. Она была истеричной идиоткой. Идиотизм очень часто встречается у животных. Так же часто, как и у людей. Мы привезли банку в Москву. Мышь не очеловечивалась. Она жрала, испражнялась и прыгала. Через две недели я решил пересадить ее в клетку. Думал, что изменение условий содержания пойдет на пользу ее психике. Во время пересадки зверек подпрыгнул (а прыгают они с места метра на полтора) и убежал.

Мышь стала жить с нами в квартире на вольном выпасе. Она умнела на глазах. Полюбила общество. Мы на кухню — и мышь на кухню. Мы в библиотеку — и она в библиотеку. Мы спать — и мышь в спальню. Так и жили. Однажды бабушка кричит маме с кухни:

«Тань, мышь у тебя?» Мама из библиотеки: «У меня!» Бабушка ей: «И у меня мышь…»

Короче, наша квартирантка привела друзей из мусоропровода. Их стало не просто много, а очень много. Банки, мышеловки и увещевания не помогали. Решено было вызвать СЭС. В понедельник утром приехала очаровательная худенькая женщина-отравительница в белом халате и шапочке.

Она очень любила мышей. Знала их повадки. Рассказывала, какие они умные и чистенькие. Выпила кофе, съела бутерброд. И оставила шесть маленьких пакетиков-кулечков из коричневой оберточной бумаги. В каждый кулечек она капнула по пол чайной ложечки постного масла. Кулечки разложили по углам.

Больше мы никогда мышей не видели. И трупиков не нашли. Через год мама убрала кулечки. Они были не тронуты. Мыши не отравились, они просто обиделись и ушли.

МУЖЧИНА НЕ ДОЛЖЕН ЗЛОУПОТРЕБЛЯТЬ ЛЮБОВЬЮ

Ревнивая крыса

Был в моей жизни еще один случай, доказывающий наличие у грызунов разума, совести и деликатности. Это было, когда я, вернувшись с войны, купил однокомнатную квартиру на первом этаже у цыган после пожара. Я год делал ремонт и обустраивал ее. Не осталось ни одной каменной стены — все в резном дереве. Резьба по дереву — увлечение всей моей жизни. Картины, канделябры, иконы, зеркала… «Не квартира, а дом-музей», — ахали гости.

Все было хорошо. Только вот… крыса. Она приходила из подвала каждую ночь под утро. Ходила везде и ничего не грызла. Даже еду можно было оставлять. Бывало, сядет у окна и антиквариат изучает. А днем к себе, в подвал уходила, через дырку под ванной. Так и жили мы с ней душа в душу. Но женщин приводить в дом было нельзя.

КРЫСА БЕСНОВАЛАСЬ — ПРЫГАЛА ПО СТЕНКАМ, ТОПАЛА, ПИЩАЛА. ПОДРУГИ СРАЗУ СОБИРАЛИ ВЕЩИ. КРЫСА ЛИШАЛА МЕНЯ ЛЮБВИ.

Однажды летом, в июле, она выгнала очередную мою даму. Я был зол и расстроен. Я лежал в кровати и уже засыпал, когда крыса взобралась на спинку кровати в ногах. Села и давай умываться. Во мне вскипело ретивое, и я с размаху поддал ей ногой. Она шмякнулась об стенку и юркнула под ванну.

Через полчаса начался ад. Дом наводнили пасюки. Худые и жирные, молодые и старые. Совсем дети и огромные, с нутрию, самцы. Здоровые и покрытые подвальными язвами. С блохами и без. Все они беспрерывно носились по квартире-шкатулке и жрали все подряд: от проводов до сигарет. Я травил их — они дохли за батареями и воняли. Я ставил крысоловки и выносил трупы ежедневно. Я стрелял их из духового ружья. Армия пасюков не уменьшалась.

Моя обиженная крыса-искусствовед предводительствовала ими. Мы больше не помирились. Я заделал в подвале потолок звероводческой сеткой и залил щели бетоном на жидком стекле и только так остановил нашествие.

Я был не прав. Надо было ценить дружбу. Я до сих пор раскаиваюсь за тот поступок и больше никогда не променяю крысу на бабу. Наверное, поэтому и вытираю руки об штаны.

Тридцать восемь попугаев

Маленьким я мечтал о попугае, но мне его не покупали. Однажды, гуляя во дворе, я увидел на тополе, на уровне второго этажа, волнистого попугайчика. Сердце забилось чаще. Я полез на дерево. Когда мы поравнялись, птица перепорхнула. Я полез еще выше и на самом верху настиг его.

Контакт был слабым. Попугайчик умом не отличался, но повиновался моим приказам. Я принес его домой.