Дикие истории. Дневник настоящего мужика

В птичьем городском гомоне я научился различать голоса попугаев и к осени насобирал их тьму: брал их с веток, вызывал из воробьиных стай, приказывал сойти с коньков крыш. Вы даже не представляете себе, как много летом в Москве летает попугаев. Даже зимой я ухитрился поймать кореллу.

Вся наша квартира чирикала и свистела. Я делал клетки и убирал птичий помет бесконечно. Попугаи неслись как куры. Мама жарила мне яичницу из ста яиц с желтками величиной с ноготь. Так было не раз и не два.

Теперь я мечтал о большом попугае жако. Но это всегда было очень дорого.

Команданте Нурис

А пока, мой усердный читатель, я предлагаю опять вернуться в мое босоногое детство. Я расскажу, как и кого я укрощал в жизни. Какие звери жили в моем доме. И как они научили меня тому, что я умею сейчас.

Мой отец был фотографом. Он работал в очень известной московской газете. Партия поручила ему отправиться на Кубу. Там, на Острове свободы, он должен был снимать Фиделя Кастро. Съемки состоялись, батя подружился с Фиделем, и они прекрасно проводили время. Курили сигары и бухали. Командировка была долгой. Кастро показывал Гавану и страну. Отцу очень понравилось.

Пришло ему время собираться домой. С Острова свободы запрещено вывозить объекты фауны и флоры, поэтому он накупил много бус из семян тамошних растений, сигары и ром ему дали с собой и так в большом количестве. Уже в аэропорту, ночью, он курил под фонарем. Вокруг лампы кружились ночные бабочки (речь именно о насекомых). Отец был охотником. Очень любил природу. Он наблюдал за бабочками и за лазающими лягушками, которые ели бабочек той далекой и жаркой южной ночью.

Перед посадкой в самолет батя ловко схватил одну лягушечку и упрятал ее в пачку из-под «Примы». Пачку сунул в нагрудный карман. Ему удалось поймать лягушку потому, что она была инвалидкой. У нее не хватало двух пальцев на задней лапке. Видимо, птица отклевала в детстве. Карабинеры не решились досматривать личного друга Фиделя.

Взлетала кубинская лягушка из плюс тридцати пяти, а приземлилась в минус двадцать семь. Неродное Шереметьево встретило ее прохладно. Дома ее посадили в трехлитровую банку. Она сидела на камушке и грустила.

* * *

Лягушка относилась к семейству хамелеоновых и меняла цвет в зависимости от того, на чем сидела. На красном сидит — красная, на зеленом — зеленая. Менялся цвет и в зависимости от настроения. Сейчас она сидела на белом камне, но цвет лягушки был коричневым. Понятно, что на душе у нее было нехорошо.

А отец показывал маме фотографии. Он был хороший художник. Фото были одно лучше другого. «Никон», «Кодак», слайд… Корреспонденты других изданий в СССР работали в то время на отечественной аппаратуре, снимали на черно-белую пленку.

Когда все фотографии были пересмотрены и уложены обратно в конверты, мама спросила:

— А что это за длинноногая мулатка там везде рядом с тобой?

— А это наша переводчица Нурис, — ответил батя.

Нурис была безупречна. Ноги у нее были ровные, зубы белые, фигура точеная. Придраться не к чему. Сложно было сказать про нее какую-нибудь гадость. Сложно было вообще не произнести вслух, что она нехороша.

И моя мама сказала, улыбнувшись:

— НАШУ ЛЯГУШКУ БУДУТ ЗВАТЬ НУРИС. — НО ЭТО ЖЕ САМЕЦ, — СКАЗАЛ БАТЯ. — НИЧЕГО. ВСЕ РАВНО НУРИС, — СКАЗАЛА МАМА.

Первую неделю Нурис ничего не ел. Оно и понятно. Первая муха в нашей части света должна была проснуться только через три месяца. Минимум. Лягушке предлагали все: кусочки мяса, рубленое яйцо, рыбку. Нурис отказывался от дегустации и был безутешен.

Спасение пришло через дверь абсурда. Утром мама нарезала из докторской колбасы тонких червячков. Привязала их на ниточки и стала крутить в банке. Нурис смотрел. Смотрел. Смотрел. Смотрел. И наконец схватил колбасу двумя руками и стал запихивать в рот. Он жевал и чавкал. Проблема с питанием решилась. Осталась другая. Государственная. Колбасы нигде не было. В тот год вообще ее добывали только в спецраспределителях. Ну уж лягушку-то мы п рокормили.

Весной мы все ловили мух, потом кузнечиков и бабочек. Все это очень радовало Нуриса, но основной его едой по-прежнему оставалась докторская. Я тоже считаю, что этот сорт колбасы вкуснее насекомых. Однажды мы купили цветной капусты. Пестициды тогда были не в ходу, и черви в капусте считались нормой. Но это был особо «урожайный» кочан, мама набрала целую плошку отвратительных жирных гусениц. Нуриса посадили прямо в центр на копошащуюся горку.