Дикие лебеди

Большинство крестьян прекрасно обходились без школы. «Какой в ней смысл? — спрашивали они. — Многие годы платишь, читаешь книжки, а после всего этого все равно остаешься крестьянином, обливаешься потом ради миски с рисом. Если ты умеешь читать, больше риса тебе не дадут. Зачем выбрасывать время и деньги? Лучше сразу зарабатывать трудовые очки». Отсутствие надежды на лучшее будущее и привязанность крестьян к месту жительства лишали жажду знаний всякого практического смысла. Дети школьного возраста помогали семье по дому или сидели с младшими братьями и сестрами. С одиннадцати–двенадцати лет они выходили в поле. Обучение девочек крестьяне считали тем более бессмысленным. «Они уходят в семью мужа. Это все равно, что лить воду на землю».

«Культурную революцию» славили за то, что она принесла крестьянам образование благодаря «вечерним занятиям». Однажды наше звено объявило, что тоже устраивает вечерние занятия, и пригласило нас с Нана в учительницы. Я очень обрадовалась. Однако на первом же занятии поняла, что к образованию оно ни малейшего отношения не имеет.

Каждое занятие звеньевой бригадир просил нас с Нана зачитать статью Мао или что–нибудь еще из «Жэньминь жибао». Потом он разражался часовой речью, состоящей из непереваренных и слепленных в бессмысленные сочетания выражений новейшего политического жаргона. Он регулярно давал какие–нибудь указания, все от имени Мао. «Председатель Мао велит нам есть дважды в день рисовую кашу и только один раз в день твердый рис». «Председатель Мао не велит нам кормить сладким картофелем свиней».

После тяжелой работы в поле крестьяне думали только о домашнем хозяйстве. Им было жалко терять вечер, но никто не осмеливался не явиться на «занятие». Они сидели–сидели и в конце концов засыпали. Я ничуть не огорчилась, когда это «обучение», предназначенное для оболванивания, а не просвещения, постепенно сошло на нет.

Без образования кругозор крестьян был страшно узок. Их разговор обычно сосредотачивался на мельчайших деталях повседневной жизни. Одна женщина могла целое утро жаловаться, что ее золовка приготовила завтрак на десяти связках «перьевой растопки», хотя могла бы обойтись девятью (топливо, как и все остальное, было общим). Другая могла часами ворчать, что ее свекровь положила в рис слишком много батата (рис считался ценнее и вкуснее). Я знала, что они не виноваты в своей ограниченности, и все же не могла заставить себя с ними общаться.

Разумеется, сплетничали о сексе. В соседнюю со мной деревню из уездного города Дэяна сослали двадцатилетнюю женщину по имени Мэй. Она, по слухам, спала со многими городскими молодыми людьми, а также с крестьянами. То и дело кто–нибудь в поле рассказывал о ней сальную историю. Говорили, будто она беременна и утягивает талию, чтобы это не было заметно. Желая доказать, что она не носит в чреве «выродка», Мэй специально делала все, что не полагалось делать женщине на сносях, например, таскала тяжести. Потом в кустах у ручья нашли мертвого младенца. Люди заявили, что мать она. Никто не знал, родился ли он мертвым. Бригадир звена приказал вырыть яму и похоронил младенца. Вот и всё, не считая, конечно, сплетен, которые стали еще злее.

Вся эта история привела меня в содрогание, но она отнюдь не была единственной. Рядом со мной жили четыре сестры — темнокожие большеглазые красавицы. Но крестьянам они не казались привлекательными. Слишком темные, говорили они. Главным показателем красоты в китайской деревне считалась бледность. Когда старшей дочери пришла пора выходить замуж, отец решил взять зятя в дом. Так он одним махом сохранял за семьей дочкины трудодни и получал дополнительную пару рабочих рук. Обычно женщина уходила жить в семью мужа, для мужчины идти жить в семью жены значило подвергнуться страшному унижению. Однако наш сосед в конце концов нашел парня из очень бедного горного района, которому во что бы то ни стало хотелось оттуда вырваться — и единственным способом сделать это являлась женитьба. Таким образом, статус у него был крайне низкий. Я часто слышала, как тесть на него орет, оскорбляет его. Чтобы помучить зятя, он, когда ему в голову приходила такая фантазия, велел дочери спать отдельно. Она не решалась отказать, потому что «дочерняя почтительность», глубоко укорененная в конфуцианской этике, предписывала повиноваться родителям. Кроме того, ей не хотелось, чтобы люди думали, будто ей хочется спать с мужчиной, даже с собственным мужем: женщине стыдно получать удовольствие от плотской любви. Как–то утром меня разбудил шум за окном. Молодой человек как–то раздобыл несколько бутылок бататовой водки и выпил их все. Тесть бил ногой в дверь его комнаты, чтобы он выходил на работу. Когда он в конце концов выломал дверь, оказалось, что зять мертв.