Дикие люди (сборник)

В юности Илья работал у сапожника подмастерьем. Однажды на площади били конокрада. Мужики кидали его кверху так, чтобы он падал на спину. Конокрад, дюжий цыган, падал грузно и каждый раз при падении визгливо кричал: «Аоеах!..», а затем басом: «Братцы, кончайте, ради бога!» Илья отложил колодку. «Куда ты?» – спросил его мастер. «А вот пойду дам раз в морду и прибегу». И действительно, Илья подбежал к цыгану, ударил его в рот, сплошь наполненный зубами, колодкой и вернулся. А теперь его военные сны вдруг прервались – он видел самосуд: его вскидывали в пыльный и тяжелый воздух, и какой-то мальчишка бежал к нему с колодкой в руках… И опять мелькали бегущие цепи солдат, и протяжный треск пулемета за каким-то далеким холмом.

Жена опять позвала его. «Иду, иду!» – ответил Илья. Собаки насторожились. Илья прислушался, но стука копыт не было слышно, – должно быть, всадник скакал еще далеко. Собаки залаяли радостными голосами, и Илье подумалось, что радуются они тому, что им есть на кого полаять. По ту сторону луга, на дороге, показался человек. У него была усталая и тяжелая походка, и рукой он делал так, как будто чертил в воздухе цифру шесть. С того времени, как Илья подвозил сюда лес и щебень, дорога сильно заросла: трава поднималась человеку выше колен. Он срывал травы, мял их в руках и откидывал. У ручья человек было остановился, потянул рукой сапог, но, увидав Илью, крикнул ему что-то неразборчивое: или от волнения или от усталости. И тогда напряженно-веселым голосом, осанисто выпрямившись, Илья отозвался:

– Здесь нету духана, милай!

Человек выпил воды и, проведя мокрой рукой по лбу, спросил:

– Ты Кочерга. Илья Александрович, будешь?

– Я.

– Письмо тебе.

– От кого ж письмо?

– От меня письмо. Сдавайся!

– Спалишь иначе?

– Зачем палить? Мужики засудят!

– Надоел я мужикам? Я – не конокрад, а, сказывают, разбойник, – сказал Илья.

В голосе его Филипп услыхал усталость и тревожную гордость. Филипп сказал с горечью (да он и на самом деле чувствовал горечь – то ли от усталости, то ли от чего другого):

– Надоел! Замучают тебя мужики. Лучше мне сдавайся!

– С мужиками приехал? – после короткого молчания спросил его Кочерга.

Филипп промолчал. Илья одним глазом повел на горы. Опять помолчали. Илья сказал с расстановкой:

– В избу, что ли, зайдем поговорить?

– И зайдем, если хочешь. Покажи дорогу.

Выбежали двое детей, черноглазых, похожих на цыган. Они с любовью смотрели на отца. Филипп поманил их пальцем, хотел было сказать: «Зачем ты их тут держишь?», но дети прервали его криком: «Тять, ты его убей!» И этот возглас и эти черномазые дети – все это походило на сказку о Соловье-разбойнике. В сенях пахло капустой и вениками, и в загоне мычал теленок. Глядя на черноглазых детей, которых гладил Илья, Филипп почему-то подумал, что жена-то, должно быть, у Ильи и впрямь раскрасавица. Илья сконфуженно улыбнулся и, раскрывая дверь в избу, сказал:

– Жена их глупостям всяким учит. В школу пора, да далеко, видишь, живу. В избе-то веселей разговаривать, а?

– И в избе тебе меня не кончить, – вдруг резко сказал Филипп.

Илья вздрогнул и угрюмо улыбнулся:

– Что ты – заговоренный? Да и зачем мне тебя убивать? Пустяки про меня болтают, а я скотоводством живу, – и он указал в окно на коров, бродящих на необычайно зеленом лугу.

Филипп сел за стол. Вошла черноглазая рослая женщина и, скрестив руки на животе, остановилась у порога. На ней была длинная шаль с рваными кистями и туфли на высоких каблуках. Она смотрела на Илью со злостью. Тот ей махнул рукой – «уходи, дескать!», она все стояла, и лицо ее лишь сжалось так, как будто она приготовилась к удару.

– Жена, что ли?

– Жена, – глядя в сторону, ответил Илья.

– Квасу не принесет?

– Квасу? Какой же тебе на Кавказе квас? Здесь вино пьют.

– Как же ты – без квасу?

– У меня-то квас есть. Даша, принеси ему!

Женщина вышла. Филипп вынул из-за пазухи револьвер и положил его на стол. Илья все еще смотрел в окно.

– Это – не против тебя, Кочерга; это – против твоей души, для охраны, чтобы тебя мужики не усамосудили.

– Не страшны мне самосуды!

– А кто тебе страшон?

– Ты бы поменьше говорил.

Женщина принесла кринку. «Уходи!» – сказал ей Илья и замахнулся. «Ну, бей, бей!» – прошептала женщина. Илья вздохнул: «Уйди ты, ради бога!» «Ради бога?» – прошептала она укоризненно и ушла. Филипп хлебнул квасу. Квас был кислый и густой, видимо, со дна.

– Ну, сдавайся и кайся, – сказал Филипп.

Илья опять вздохнул.

– Усамосудят.

– Зачем усамосудят? Судить будут законно!

– Ты думаешь, есть еще справедливость?

Филипп ответил уверенно:

– Есть.

– А что же ты со мной сделаешь, если я сдамся?

– Вот и поведу тебя в милицию.

Илья передернул плечами.

– К мужикам поведешь? Знаю…

– Я тебя тропами поведу, мимо мужиков, а в милиции тебя возьмет Франц, закует или свяжет и ночью тебя в город, к правительству доставит. И будут тебя судить по всем законам.