Дикие сердцем

Так как лифт был очень тесным, мы стояли, прижавшись друг к другу. Жемчужная пуговица на груди Вера находилась на уровне моего носа. Мне пришлось поднять голову и смотреть в потолок, чтобы пуговица не отпечаталась на коже. Вер смотрел поверх моей головы.

Я почувствовала, что должна продолжить разговор.

— Ты собираешься остаться здесь надолго?

— Надеюсь, навсегда. А ты, ты собираешься остаться надолго?

— Не знаю, честное слово, не знаю. Поначалу я планировала переждать здесь лишь несколько дней. Я все еще не могу собраться с мыслями.

— Ты не выглядишь растерянной.

— Да. — Воцарилась тишина. Вер опустил глаза, а потом быстро взглянул на меня. Я подумала, что будет справедливо немного рассказать о себе. — Я потеряла веру в то, что способна принимать решения.

— Неужели?

— Я гордилась тем, что решительна и хорошо разбираюсь в людях. Ошибка, которую я совершила, — не хочу утомлять тебя деталями — до основания разрушила уверенность в себе.

— Думаю, ты прошла через мучительный процесс духовной эволюции. Честертон^[67] как-то сказал: «Только сумасшедший абсолютно уверен в себе». В этих словах я часто находил успокоение.

— Надеюсь, что я не выгляжу сумасшедшей?

— Не более, чем я.

Лифт медленно поднимался, мотор тарахтел. Я заметила, что Вер оставил часть подбородка небритой. Треугольник колючей щетины контрастировал с воротником накрахмаленной рубашки. Вер, очевидно, почувствовал мой взгляд. Он поднял руку и прикрыл подбородок.

— Я уже позабыл о подобных вещах. Последние несколько лет я провел в Венесуэле, помогал создавать сельскохозяйственный кооператив. Смокинг, цилиндр и галстук-бабочка не являлись там предметами первой необходимости.

— Тебе понравилось в Венесуэле?

— Прекрасные люди, замечательная страна, но было нелегко.

— Чем ты собираешься заняться дома?

— Мы несколько раз беседовали с Гаем о том, что мне следует взять бразды правления в свои руки. Эта идея целиком принадлежит Гаю. Меня волновало, как Гай воспримет мое возвращение. Не увидит ли он во мне помеху. Я никоим образом не желал бы, чтобы брат видел во мне угрозу. Но Гай настаивал, он говорил, что только старший брат должен управлять поместьем. Кажется, мой младший брат стал святым. — Я вспомнила, как Гай говорил о своем нежелании заниматься сельским хозяйством и работать вообще. — Я постараюсь, чтобы брат никогда не испытывал финансовых трудностей.

Гай ни за что не поверит, что на него свалилась такая удача. Я решила, что должна сменить тему разговора.

— Хлоя была твоей собакой?

— Мне нелегко далось решение оставить ее. Гай обещал присматривать за собакой. Я не ожидал увидеть ее живой. Удивительно, что Хлоя помнит меня. Кажется, и ты ей не безразлична.

С тех пор как Вер вернулся, Хлоя делила свое время между нами поровну. Она прибегала в коттедж на несколько часов, а затем мчалась обратно в Гилдерой Холл.

— Думаю, что она разрывается между нами, — посетовал Вер. Я впервые подумала о том, что Хлоя никогда не выказывала привязанности к Гаю. Вер замолчал на несколько секунд, а затем продолжил: — Мы должны убедить собаку остаться с тобой. Ты ведь нуждаешься в защите. Сможешь открыть дверь?

Лифт наконец-то оказался наверху. Двери никак не открывались. Нам пришлось искусно маневрировать, чтобы поменяться местами. Вер старался не слишком прижиматься ко мне. — Здесь должен быть особый рычаг. А, вот и он…

Выйдя из лифта, мы оказались в кухне. Мисс Глим стояла, низко наклонившись над раковиной. Ее руки были по локти опущены в мыльную пену. Каково это — провести свою жизнь, так и не разогнув спины, обслуживая более удачливых и богатых? Каково это — не иметь ни малейшей возможности распоряжаться собственным временем? Каково это — безнадежно любить человека, который демонстрирует привязанность и благодарность лишь изредка, повинуясь минутной прихоти? Мне стало жаль несчастную мисс Глим. Я надеялась, что она не заметила того, что я почти не притронулась к двум последним блюдам.

— Благодарю вас за прекрасный ужин, мисс Глим, — начала я. — Могу себе представить, как вам тяжело управляться одной. — Сисси усердно терла мочалкой тарелки, словно не слышала меня. — Вер, согласись, еда была изумительной. — Я обернулась в надежде на поддержку. Но Вер уже исчез…

Глава 28

— Почему ты не сказал Веру, что не любишь возиться на ферме? Твой брат полагает, что ты — воплощенное благородство.

В субботу утром я сидела на подоконнике, подставив лицо солнечным лучами, и штопала шторы. Работа была деликатной: тонкий шелк и вышитые золотом дубовые листья не оставляли права на ошибку. Гай расположился за столом и уплетал тост, который принесла Прим, намазав его маслом и джемом.

— Если Вер думает обо мне хорошо, то и я начинаю так думать. В чем проблема?

— Но ведь это неправда. Ты не имеешь права его обманывать.