– На Пасху, когда мама хотела поехать в Венецию с тобой, Гаем, Оливией и Саймоном, а ты отказался.
– Она… она не это имела в виду. Она сказала так в запале.
– Что это значит?
Внезапно папа потерял терпение.
– Не важно. Не переводи тему, мартышка. Ты должна быть доброй, Корди. Я очень печалюсь, когда ты так жестока.
У Корд в горле словно ком застрял.
– Я не жестока. Но мы хотим, чтобы вы были только нашими родителями. Не заставляйте меня играть с Мадлен Как-ее-там, вот и все.
– Ее отец с ней очень плохо обходился, – сказал он, сжимая челюсти и продолжая теребить покрывало. Слова с трудом вырывались из него. – Он оставил ее в доме одну, без еды. Она даже не может достать до водопроводных кранов, не встав на стул.
– Почему? – спросила Корд. Она была мала, жила в любви и в безопасности и не могла понять, насколько жестоко могут обращаться с детьми их родители.
– Он печальный человек. Как и его отец. Его мама умерла, – папа глубоко вздохнул. – А еще война изменила очень много людей.
– Твоя мама тоже умерла, но ты не изменился.
Он потрепал ее волосы.
– Боюсь, что изменился, дорогая. Отец Мадди глубоко травмирован. Мы должны быть к ней добры, пока она не вернется в Бристоль, а там ее тетя за ней присмотрит. Она очень хорошая женщина.
– Ее ты тоже потерял в войну?
– Да, – папа сделал паузу. – Я очень ее любил.
– Больше, чем маму?
– Нет. Я никого не любил больше, чем маму. – Он хлопнул себя ладонями по ногам. – Что ж, хватит историй на сегодня. Ты навредишь только себе, если не будешь добра к ней, Корди. – Он потрепал ее за щеку. – Оставайся здесь, пока мы обедаем, а потом поднимайся и помоги убраться в пляжном домике. А после мы все сыграем в «цветы и камни», чтобы забыть все обиды. Но я все же пойду и поговорю с ее отцом. Я хочу, чтобы Мадлен тебе понравилась. У меня есть должок перед ее тетей, и меньшее, что я могу сделать, – присмотреть за ее племянницей. Ты же для этого еще слишком мала, но я рассказываю тебе все это, потому что ты очень похожа на меня, и когда-нибудь подрастешь и все поймешь.
– Хорошо, – кивнула она, несмотря на то, что он был прав и она ничего не поняла. – Я постараюсь, папа.
Отец закрыл за собой дверь и поднялся по лестнице. Она слышала, как тихо поскрипывают доски под его ногами.
Глава 6
Когда мама вернулась из Лондона на следующий день-одна, без сопровождения дяди Берти, – она сияла от счастья. Обычно она вела себя сумбурно: клевала носом, курила, как паровоз, поднимала панику, теряла вещи, кричала, устраивала беспорядок везде, где оказывалась, – Корд уже привыкла к такой версии мамы и ничего не имела против. Сейчас же Алтея порхала по дому, словно Мэри Поппинс, подпевая Корд, посылая нежданные воздушные поцелуи миссис Гейдж, мелодично, по-птичьи, смеясь («Как глупая женщина в глупом фильме про любовь», – с отвращением сказал Бен) и этим приводя всех в полное замешательство. Корд понятия не имела, насколько мама нервничает, пока не затрезвонил телефон и та, подпрыгнув на месте, не уронила стакан.
Алтея взяла трубку в спальне и пробыла там целую вечность. Когда она вернулась на крыльцо, щеки ее пылали. Она получила роль.
Услышав это известие, папа подпрыгнул на месте и широко раскинул руки для объятий:
– Дорогая, это просто великолепно!
Детям разрешили не ложиться спать и есть орехи, запивая их тоником, пока родители пили шампанское.
– За маму! – сказал папа, чокаясь со всеми. – Все лондонские актрисы пробовались на роль Изабеллы, но мама обошла их всех. Она будет
– Какая прелесть, – прокомментировала Алтея, порядочно отпив из своего бокала, – все красотки будут сражены.
Дети захлопали в ладоши, купаясь в веселье.
Оказалось, что мамина роль была для нее важным шагом вперед. Ей дали главную роль в адаптации «Хартман-Холл», бестселлера, вышедшего прошлым летом, повествующего об аристократической семье корнцев[52]
на рубеже веков. Мама играла Леди Изабеллу, темпераментную наследницу, которая хотела, чтобы наследство Хартмана отошло ей. Другого главного героя, дальнего кузена Хартмана, также претендовавшего на наследство, играл австралийский актер Рэй Хэррингтон.– Вся эта история с наследством на самом деле про права женщин. Но мне все равно придется делать сложные прически и плакать на крепком мужском плече, – объясняла мама папе. – А самое ужасное – придется носить корсеты. Я такая толстая.
– Ты?! Дорогая, да ты такая же стройная, как и в девятнадцать лет, – засмеялся папа.
– Фу, – сказал Бен. Он воспринял новость об успехе Алтеи с наименьшим энтузиазмом из всех них. – Сколько тебе было, когда ты познакомился с мамой?