Дикие цветы

– С удовольствием. Спасибо.

– А Йена мы не возьмем, правильно? Он все равно собирает вещи для школы.

– Не надо о школе, – сказал Тони, чувствуя, как возвращается тошнота. – Я не хочу туда ехать.

– Хорошо, тогда вообще не будем поднимать эту тему и просто хорошо проведем день. Захвати с собой хлеба, если сможешь, у меня есть рыбный паштет и куча слив и клубники. Ну, пока, – сказала она почти весело, словно они собирали полевые цветы или что-то в этом роде, и убежала в ночь.

Энт пошел за ней по дороге, подняв лицо к небу и ощущая на коже прохладный ветерок. Ночь стояла темная и безлунная, но он успешно преодолел и извилистый путь к дому, и ступеньки крыльца – он уже привык ходить в темноте, хотя раньше и боялся ее. Войдя в дом со стороны дороги, Энт обнаружил свою тетю – она смотрела на крыльцо через открытую дверь. Руки ее лежали на бедрах, и она слегка согнулась, словно хотела наклониться вперед, но не смогла.

– Привет, тетя Дина.

Она не слышала, как он вошел, и только сейчас медленно повернулась к нему, хотя он по-прежнему не видел ее лица.

– Дорогой Энт… да, конечно. Как все прошло?

– Просто замечательно. Преподобный Гоудж сказал, что мне нужно задуматься… Вы в порядке, тетя Дина?

Посмотрев на нее, он первый раз в жизни понял, что означает выражение «бледный, как полотно». Кожа ее была жуткого мертвенно-белого цвета и выглядела так, словно принадлежала старухе. «Я бы не узнал ее, если бы увидел на улице», – подумал он.

– Прости, что мы не пришли, дорогой Энт. Мы были дома, но мне следовало прийти.

– Что случилось?

Он осмотрелся вокруг. Чувство эйфории ослабло, и он впервые заметил, какой беспорядок царил в гостиной. На полу валялись два разбитых вдребезги стакана, погнутые и сломанные очки тети Дины лежали на книге, выглядевшей так, будто ее топтали ногами. Диванные подушки кто-то разбросал, а огромный деревянный радиоприемник повалился набок и прерывисто шипел в пространство. Все коробки были открыты, а их содержимое вывалено на пол.

Дина ничего не говорила. Энт бросился к книге и поднял ее очки.

– Тетя Дина, – сказал он, подав их ей, и увидел капли крови на старых потрепанных диванных подушках.

– Что это такое? – спросил он. – Вы порезались?

Больше всего его пугала ее неподвижность – она застыла, как ледяная скульптура.

– Что произошло? Что вы сделали?

Наконец, она ответила:

– Она обманула меня. Она пыталась заставить меня, но я не поддалась. – Она посмотрела на него. Лицо ее выглядело изможденным и несчастным. – Мы поругались.

– Из-за чего?

– Из-за правды. Я больше не могу. Ты должен простить меня, Энт, я тебе лгала. И я лгала… – Она вытерла нос рукавом, совсем как ребенок. – О многих вещах…

– Вам не за что извиняться, тетя Ди… – Он подошел к ней и сел рядом, обняв ее за худые плечи. Ее бесформенная блузка цвета хаки была покрыта въевшейся грязью. Она всегда спустя рукава относилась к стирке и личной гигиене, но с недавних пор даже он, мальчик-подросток, понимал, что от нее слишком сильно пахнет.

– А где Дафна? – спросил он, морща нос. – Почему бы нам не отметить…

– Она уехала в Лондон. Она… она злится на меня. Я не сделала то, о чем она меня просила. – Ее плечи затряслись. – Она говорила, что это в последний раз, а потом просила снова и снова…

– О чем вы? – Энт прикусил палец и смотрел на Дину, видеть ее такой расстроенной было невыносимо.

– Я… я допустила ошибку. Сыграла вдолгую и проиграла. Пожалуйста, Энт, дорогой… – Она прервалась и прижала дрожащую руку ко рту, пытаясь сдержать всхлипы. – Не надо, не сейчас.

Она оттолкнула его и побежала вниз по лестнице, сотрясая шагами весь дом. Входная дверь захлопнулась от внезапного порыва ветра, и он остался один в кромешной темноте.

Глава 23

В день свадьбы Бен проснулся в пять утра и понял, что заснуть снова не сможет. Он лежал в своей детской спальне, оклеенной обоями в зигзагах пастельных цветов и завешенной истрепавшимися плакатами Дэвида Боуи и Роджера Мура в «Живи и дай умереть»[177], слушая, как голуби воркуют в парке Марбл-Хилл[178], и вдыхая далекий, но отчетливый запах осенней сырости с реки. Наконец он встал, еще полусонный, и выглянул в маленькое окно. Утро было солнечным, и он вспомнил, что именно в такие осенние дни, как этот, река в полную силу раскрывала свое великолепие.

Бен полежал еще немного, размышляя, что нужно сделать сегодня. Он, как и его родители, отлично знал, что Мадс очень болезненно, на грани с истерикой, переживает малейшие изменения привычного жизненного ритма. Большие скопления людей повергали ее в ужас, но он не понимал этого до тех пор, пока они не начали выходить из дома в Бристоле. Этот новый мир совсем не походил на бухту Уорт, где повседневная жизнь текла относительно спокойно: его родители, как он теперь понимал, обладали замечательной способностью создавать иллюзию того, что все идет гладко – не важно, насколько плохо обстояли дела на самом деле. Ему пришлось отвергнуть их заботу и отстраниться, чтобы понять, насколько сложный они проделывали трюк.