Дикие цветы

Поднявшись наверх, она включила свет и снова долго смотрела на свое лицо в зеркало, ища признаки подкравшейся старости. Она увидела изгиб бровей, яблочки щек, бездонные, обескураживающие зеленые глаза, – все эти маленькие детали, создающие ее красоту. Каждый день, час, секунду она старела, меняясь, превращалась в гниющую развалину на собственных же глазах… Она все еще чувствовала легкий запах рвоты в своем дыхании. Продолжая разглядывать себя в зеркале, Алтея медленно провела ногтем по щеке. Выступила кровь, а на белой коже осталась почти идеально прямая ярко-красная линия.

В доме царили тишина и мрак, лишь тонкая золотая полоска света мерцала под дверью в их с Тони спальни. Она напомнила себе, что скоро все закончится – лето уже подходило к своему неизбежному финалу, и она была этому рада. Что-то изменилось в ее жизни навсегда, но она никак не могла понять, что именно.

Глава 15

Восемь месяцев спустя

Весна 1984 года

Большую часть дней Бен проводил, гуляя по Бристолю, чтобы отогнать чувство одиночества. Он вырос высоким, как и его мать, но, хотя и слыл общительным молодым человеком, готовым завести новых друзей, командным спортом не увлекался. Его соседи по студенческому общежитию напоминали ему ужасных бывших одноклассников из пансионата: они соревновались, кто выпьет больше пива на регбийных матчах, или спорили о том, кто лучше всех играет в крокет. Большинство из них не взяли в Оксбридж[122], и они притворялись, будто псевдоготическое викторианское общежитие на самом деле и есть Оксфорд. Они устраивали балы и званые ужины, на которых девушки с волосами цвета «блонд» надевали пышные платья ярких цветов из тафты, а парни – точно такие же бабочки, призванные изобразить их веселыми безумцами, готовыми на все.

Бен рано просыпался из-за тоски по дому. Он скучал по старому особняку у Темзы, по тому, как пела Корд, собираясь в школу, по запаху плетеных ковров и маминому аромату. Его сердце саднило в комнате общежития – этой крошечной тюремной камере с каменными стенами, и, чтобы избавиться от неприятного чувства, он вставал и шел куда глаза глядят.

На рассвете он выдвигался на прогулку через холмы, смущенно обнаруживая пятна грязи на брюках – по какой-то причине вещи не желали становиться чистыми, если приходилось стирать их самому. Добравшись до широкой площади на вершине города, он направлялся к спиральному спуску, ведущему в Клифтон мимо ущелья Эйвон, апокалиптической пропасти, вступавшей в великолепное визуальное противоречие с георгианскими террасами кремового и сахарно-розового цвета, которые, словно намазанные клеем, лепились к склонам скалы. Бену нравилась эта бристольская драма, городские контрасты, сохранившиеся до сегодняшних дней. Он бродил по городу, ожидая открытия кафе для строителей, где подавали полноценный английский завтрак с шести утра, и где он мог засесть с тетрадью и чашкой сладкого чая и начать писать. Но он никогда не начинал.

Одно из заданий в первый год курса «Театр и кинематография» заключалось в написании сценария. Бен задумал изложить историю мальчика, который сбежал из дома и на три дня был заперт в сарае, пока его семья не находила себе места от беспокойства. Бен собирался чередовать сцены изоляции мальчика и паники дома и понимал, что идея вполне добротна. Однако, сколько он ни старался, ничего путного не выходило – мешал его личный опыт, с точки зрения которого все написанное не волновало и не пугало Бена. На лекциях ему постоянно твердили о том, как важно помещать героев в опасные ситуации, но сцена побега получалась совсем не рискованной, и казалось, что бóльшую опасность для героя представляет как раз семья, от которой он сбегает. Персонажи Бена не слушались, он не мог заставить их вести себя так, как ему хотелось, и вдобавок говорили голосами его отца, Мадс и миссис Гейдж.

Оказавшись вдали от Ривер-Уок и Боски и освободившись от школьных оков, Бен надеялся начать все с чистого листа, стать, наконец, самим собой, выйти из тени своих известных родителей и честолюбивой сестры. Но теперь он не мог думать ни о ком, кроме них, и о том, что он никогда не был частью семьи – не был и не будет.

Он очень хотел полюбить Бристоль, чтобы получить полноценный опыт, но с недавних пор с опаской ощущал, что начинает его ненавидеть.

Но тут случилось чудо.

* * *

В очередное проходящее без пользы утро, сидя в кафе, Бен наблюдал, как под порывами резкого ветра стучится о стекло подвешенная за окном корзина. Он увидел, как мимо пронеслась закутанная в плащ женщина, обутая в красные туфли, с развевающимися за спиной волнистыми волосами цвета жженого сахара.

Не смотри он тогда в окно, увидел бы он ее снова? Столкнулись бы ли они где-то в другом месте? Если верить в судьбу, то ответ определенно «да», но Бен тем не менее сомневался. Став старше, он попытается написать об этом, написать о ней, и так и не сможет в полной мере уловить ее образ. Она всегда оставалась для него недостижимой, и всю последующую жизнь ему казалось чудом, что он увидел ее в тот день.