В ответ она просто покачала головой и написала свой адрес и номер телефона на клочке бумаги.
– Мне пора идти. – Она вложила бумажку в его руку. – Приходи вечером. Или раньше. Приходи, как только сможешь.
Она побежала по улице, стуча каблуками своих ярких туфель по мостовой. Он посмотрел на бумажку с адресом, записанным ее неразборчивым почерком. От радости его сердце выпрыгивало из груди.
– Я приду сразу после похода в магазин. Принесу еды.
Он засомневался, потом снова добавил:
– Т-т-ты не против?
– Не против, я буду очень рада, – прокричала она ему, убегая все дальше. – Да, да, приходи, пожалуйста.
Глава 16
Он умел определять, что будет хорошая погода, заранее – по единственному солнечному лучу, который, если на улице было ясно, проникал в спальню через маленькую прореху в светомаскировочной шторе и ложился на пол, прямой, как лазер суперзлодея из комиксов. 21 июня 1941 года, день летнего солнцестояния, выдался как раз таким днем. Кроме того, это был тринадцатый день рождения Тони, и он проснулся очень рано, разбуженный шаркающими звуками, доносившимися из-за окна его спальни.
Он полежал в кровати какое-то время, раздумывая, чем занята Дина и стоит ли ему разобраться с загадочными шорохами – или же попробовать снова уснуть. Было слишком темно, чтобы разглядеть время на часах, чему Тони обрадовался. Уже прошел почти год с тех пор, как умерла мама, но, по счастью, трещина на циферблате часов не увеличивалась, и они продолжали отменно работать. Хотя он носил часы ежедневно с тех пор, как приехал в новый дом, сегодня Энт планировал оставить их на туалетном столике. Часы подарили ему родители на его двенадцатый день рождения. Если бы он только мог перенестись на год назад и сказать двенадцатилетнему себе, где окажется меньше чем через год, он… Что ж, он предпринял бы все, чтобы умереть рядом с мамой в ту ночь. Когда ему не было слишком плохо, он выдавливал из себя грустную улыбку, вспоминая решение тети Дины увезти его из опасного Лондона в безопасный Дорсет. В Дорсете сигналы воздушной тревоги раздавались куда чаще, чем в Кэмдене, а сирены в Суонедже вопили почти каждую ночь.
Тем временем шарканье за окном становилось все громче.
Пауза.
– Да, но ведь ты не знаешь, кто тут шляется – может быть, мошенники только и ждут, чтобы его стянуть… Боже… Чем раньше мы отдадим его ему, тем раньше он окажется в доме.
Энт прикусил кончик пальца и моргнул. Он поднялся, погладил бархатный манекен, стоявший, словно часовой, у его кровати, и выглянул в окно, щурясь через щель в шторе. Да, это тетя Дина, скребла грязь под окном: юбки собраны в одну руку, огромные ноги в больших плоских туфлях направлены носками в небо под прямым углом, как у клоуна, маленькие маргаритки и поздние фиалки выглядывают из трещин у стен дома, кивая свежему легкому ветерку.
Энтони покачал головой. Если бы он вышел из дома и поговорил с тетей относительно шума и возни в такое раннее время (конечно, мягко – они были предельно деликатны друг с другом), она бы непременно нашла что ответить. Она всегда знала что сказать – Энт в жизни не встречал никого упрямее и увереннее в своей правоте, чем Дина, и этот факт странным образом успокаивал его, хотя иногда он и задавался вопросом, насколько она с ним честна. Так или иначе, а с прошлого августа он стал относиться к Дине куда теплее, чем раньше. Наверное, она даже ему нравилась – немножко.
Первый год в Боски выдался тяжелым. Дни стояли мрачные, и иногда Тони просто не чувствовал в себе сил жить дальше – не важно, здесь или где-то еще. Труднее всего было зимой: в доме царил холод и ветер, они оба получили обморожения, а тоска по матери и отцу, казалось, поселилась в его сердце навсегда-словно осколок льда, застрявший в груди, она не давала ему дышать. Дом был битком набит хламом, и, хотя тетя Дина и вздыхала, она не предпринимала ни малейшего усилия, чтобы навести порядок. Для человека, постоянно чем-то занятого, ее хлопоты оказывались на удивление безрезультатными.