Признаков крайней усталости в движения ребят пока нет – с физикой у этих двоих всё отлично – но слишком уж много врагов в группе загонщиков, слишком уж сузилась ловчая сеть трахотаров. Дырка, в которую метит проскочить Тола не больше десяти метров. И она с каждым мигом всё меньше и меньше. Перед нами с Джексоном промежуток между каменными охотниками чуть шире. Я успеваю выскочить – это уже очевидно. Ещё немного, и лес спрячет нас с Майком от неповоротливых массивных преследователей.
– Бля!
– Ааа! Факин щет!
Спотыкаться на шурсе – это пипец! Нас швырнуло на землю и кувырком понесло по каменистому склону. На ровном месте… Сцуко! На ровном месте! У меня тупо подвернулась нога. Лишний груз доконал. Я не вывез. Не смог…
С перепугу отрубил ускорение. Синяки и царапины по всему телу мне обеспечены. Джексон сразу слетел. Воет парой метров левее. Я вскакиваю с земли.
– Нееет!
Безумный крик Ферца заставляет мгновенно повернуться в их сторону.
Тола! О Боже!
Трахотар, мимо которого пыталась проскочить девушка, словно взорвал сам себя изнутри, и каменная волна осколков как раз накрывает несчастную. В глазах Толы ужас, руки вскинуты с головой…
Такой я её и запомнил. Мгновение – и моей первой женщины, друга, любовницы, боевого товарища нет. Только груда камней, что немедленно начинает подниматься, снова превращаясь в голема.
– Господи! Господи! Господи! – скороговоркой скулит рядом Джексон. Он тоже всё видел.
– Твари!
Голос Ферца дрожит от рыданий. С рук парня срывается струя пламени и бьёт в ближайшего трахотара.
– Беги!
Но Джи не бежит. Застыв на месте, он льёт, льёт и льёт свой огонь на шагающего к нему гиганта. Бесполезно. Пламя скатывается с массивной фигуры, не причиняя великану никакого вреда.
– Мама! Мамочка!
Майк пытается удрать на своих двоих. Спотыкаясь, падая, снова вскакивая, маленький нескладный парнишка катится вниз по склону прямо к одному из загонщиков, принявшему форму, не то пузатого жука, не то несуществующей в этом мире лягушки. Кажется манник совсем потерялся в пространстве.
– Мус, беги! Скорее, Саня! Скорее!
Вцепившаяся в штанину Лими выводит меня из прострации. Бросаю последний взгляд на обречённого Ферца и снова ныряю в шурс. Вовремя! Сверху падает тень. На меня опускается каменная волна. Каким-то чудом подныриваю под её край и бросаюсь прочь. Помочь друзьям я не в силах, но сам продолжаю борьбу. Влево, вправо, прыжок, кувырок между двух исполинов. Прорвался – и со всех ног вниз по склону. До леса всего ничего. Шурса хватит.
Мёд мне в…
Каменистая почва подо мной проседает воронкой. Я падаю. Ударяюсь головой о что-то твёрдое. Пытаюсь вскочить, но ноги застряли в земле. Чёрт! Это не земля! Это камень! Меня тащит вверх. Яма, куда я угодил, вздувается пузырём. Я всё выше, и выше…
Изгибаюсь и натыкаюсь на взгляд трахотара. Великан в чьей огромной руке я торчу создал человеческое лицо. Мёртвые каменные глаза смотрят прямо на меня. Напоминающий трещину рот кривится в подобии улыбки.
– Чууужжааак, – грохотом горного обвала вырываются звуки из щели. – Тыыы пррииишшёёёл.
Глава двадцатая – Цепной пёс
Какой потрясающий запах! Пельмешки… Бабуля знает, как поднять мне настроение. Ещё на лестничной клетке унюхал, но стоило открыть дверь, как в носу заиграла настоящая симфония великолепных ароматов. Здесь, и ткемали, и белый соус с чесночком, и ржаной свежий хлеб. Вот это я понимаю встреча любимого внука!
– Санечка. Руки мой – и к столу.
– Ага. Сейчас.
Нога об ногу сдираю потные кросы, бросаю в угол рюкзак и, пыхтя, несусь в ванную. Врубаю холодненькую и наскоро мою руки. Затем складываю ладони лодочкой, набираю воды и плещу её на лицо. Потом ещё разок, и ещё. Вытираюсь, трясу головой, чтобы взбодриться – и быстрее на кухню.
– Садись. Вот компотик. Твой любимый – кизиловый. Устал?
– Дык, шесть пар. Спрашиваешь!
Холодненький, кисленький, процеженный, как я люблю.
– Нормально доехал?
– Ох, жарко сегодня. Маршрутка битком.
– Ну ничего, отдохнёшь сейчас. До шахмат ещё два часа. Накладывай пельмешки. Горячие – только сварила.
По маслицу сами соскальзывают из супницы в тарелку. Ммм… Как пахнет… Полсотни на первый заход. Потом ещё подложу. Вилкой в самый большой – и в пиалу с ткемали его. Обмакнул половинку – и в рот. Ммм… Блаженство… Натыкаем следующий. Но сначала откусить хлебушка. Да, я так ем пельмени. И макароны, и вообще все. Как можно без хлебушка?
– Ба, отрежь ещё кусик.
– Сейчас. Сметану достать?
– Доставай.
На первую тарелку ушло три минуты. Вторую уже смаковал. Макая пельмешки попеременно в разные пиалы, неторопливо разжёвывал каждый. Параллельно выпил три кружки компота. Вкусная еда – моё счастье. То есть, моё счастье, конечно – бабуля, а вкусная еда уже следствие, но это сейчас не важно. Сейчас я кайфую и стараюсь ни о чём не думать. Как хорошо…
– Доел, Санечка? Убираю тарелки?
– Да, ба. Спасибо! Вкуснятина. Кидай в мойку, я потом вымою.
– Хорошо.
Бабуля неторопливо убирает со стола последствия моей трапезы, моет руки, берёт кухонное полотенце и снова поворачивается ко мне.
– Ну как, настроение поднялось?