Становится грустно за него. Отцом он был хорошим, дочку свою до смерти любил. Как представлю, что он сейчас испытывает, так тоже удавиться хочется, что он и пытался когда-то сделать.
– Оставайся, дядя Юр! – киваю другу. – Посидим всей семьёй! – и тут же прикусываю язык. Исаев тоже пучит глаза, мол, ты чё, самоубийца?
Задерживаю дыхание, ожидая от Ули гранату. Но успокаиваюсь, когда понимаю, что она не услышала мою оговорку, была занята Златой, завязывая ей на спине бант.
Переглядываемся с Юрой и бесшумно хихикаем, как школьники.
Вдруг осознаю одну удивительную вещь. С появлением девчонок в моей жизни, я снова начал улыбаться… даже смеяться. Поразительно.
– Можно я в этом красивом платье буду кушать? – пританцовывает у стола с едой Злата.
– Можно, милая! – вздыхает Ульяна. – Я подозреваю, что тебе там целый шкаф таких приготовили…
Виновато опускаю глаза. Чувствую, когда наша мама войдёт в детскую комнату, будет жёсткий скандал.
С приходом ночи свистопляс мыслей в моей голове достигает личного рекорда. Я ни то, что не сплю, я себя удержать на месте не могу. Выкручивает, хоть ори. При этом, знаю, что даст оздоровительный эффект, но прикован к кровати, не смея на это претендовать. Там, за стеной, мой жизненный тонус. Я чувствую тепло, что оттуда исходит. Можно прикоснуться к перекрытию и согреть руки. Мне нестерпимо хочется заглянуть в комнату к Уле.
Она спит. Это точно. Её клонило в сон ещё вечером, когда мы сидели втроём в гостиной, и Злата смотрела логопедические уроки. Я чувствовал себя настолько цельным в этот момент…
Естественно, для Ульяны и Златы я выделил другие комнаты. Мне безумно нравится, что жена прекрасно здесь ориентируется. Это и её дом тоже. Она всё помнит. Сама, по инерции тянет руки к выключателям. Знает, где обычно лежит пульт. Не спрашивая, по памяти настроила под себя кондиционер. Даже спокойно отнеслась к тому, что заморгал спот на потолке, контакт отходил ещё при ней.
Помимо того чёрного чувства, каким уже давно захламлена моя душа, в ней вдруг прорастает слабый, но ощутимый росток надежды.
Понимаю, что со стороны Ульяны, нахождение здесь это большая жертва, но кто бы знал, как я устал быть для неё палачом. Хочу снова стать нормальным мужчиной, что любит, любим и смотрит вперёд, а не назад.
Я прогнил и умер. Без воды, без света. Но прошло время, и кто-то решил, что можно оживить мёртвую душу, ещё пригодится… дали второй шанс. Мне направили луч света, что сможет пробудить и вывести из тьмы.
Часы показывают четыре утра. У меня ни в одном глазу. Как бы я сейчас хотел к Ульке. Впитать в себя теплоту кожи, вжать пальцы, оставляя лёгкие вмятины, задохнуться запахом с её шеи. Там всегда сладко было. До трясучки доходит, если начинаю вспоминать. Я бы всё отдал, чтобы снова увидеть на соседней подушке раскиданные чёрные волосы, что щекочут лицо. Чтобы моё одеяло себе перетянула. Чтобы ногу закинула и прильнула всем телом, а когда станет жарко, проворчала, чтобы отлип от неё. И этот хриплый голос по утрам «Доброе утро, муж!»… Я
Сердце горит. Так и тянет прокрасться к ней в комнату и, пока спит, тихонько перетащить в нашу постель. Пусть покричит, побьёт, но былое прочувствует.
Уже вжимаю подушку так, чтобы задушить бедовые мысли и ничего не испортить.
– Феликс?
– Ааа! – давлюсь от неожиданности хрипом, резко поднимаюсь, вглядываюсь в темноту.
Возле кровати стоит маленькое тельце и хлопает на меня голубыми глазами. Как тихо вошла-то, я даже не услышал! Сердце от испуга толкается где-то в горле, но я быстро ориентируюсь.
– Что, солнышко? – протягиваю дочке руку, тяну к себе, двигаюсь и усаживаю рядышком. Мысленно радуюсь, что она меня не боится. А я ведь чужой дядя для неё… и всё равно пришла, значит растёт в ней доверие ко мне.
– Мне страшно! – шепчет Злата, вытирая блестящие глазки. – Темно… мама не просыпается…
– Тише, маленькая моя! Не бойся! – сползаю с кровати, беру малышку под попу и осторожно ступаю в гостевую комнату, где спит Уля. – Пойдём к маме и не будем плакать, да?