– Угу. – обвивает мою шею ручками. Такой тёплый комочек. Заправляю ей маечку в шортики, нечего студить тонюсенькую детскую кожу. Кондиционеры на всю работают. Трогаю ножки. Ну конечно, уже ледяные. Мягко сжимаю ступни и рвано выдыхаю, когда девчушка чешет об мою щетину носик, вытирает сопли.
– Чшш! – договариваюсь с ней, чтобы не шумела. Бесшумно вхожу в комнату, вижу спящий силуэт жены. Плавно опускаю Злату на матрац, пальцем указываю, чтобы ложилась рядом с мамой. Дочка кивает головой и юркает под одеяло. Одни глаза торчат, смотрит, что я буду делать дальше. Присаживаюсь на корточки у изголовья кровати, прислушиваюсь к дыханию Ульяны. Дышит нормально. Сопит. Немного помешкав, решаю убедиться, что с ней всё в порядке и она просто крепко спит, поэтому и не услышала дочь.
Костяшкой пальца провожу по её нежной щеке, верх-вниз. Ноль реакции. Сжимаю кончик носа и улыбаюсь. Вообще ничего не чувствует. Накрываю ладонью лоб. Жара нет.
Если б наша дочь не выступала сейчас свидетелем, прикоснулся бы к губам. Вместо этого вожу по ним большим пальцем. Мягкие…
– У-у-ля-я… – тяну шёпотом. – Любимая-я… – надавливаю на ямочку над верхней губой.
– А? – вздрагивает жена, хватаясь за своё лицо. Протирает рот, будто испачкалась. – Что такое?? – крутит головой, пытаясь сфокусировать взгляд. Находит меня, что в непозволительной близи и тяжело дышит:
– Громов, ты что, маньяк???
Узнаю интонацию. Есть опасность, что сейчас мимо носа пролетит кулак.
Спасает Злата:
– Мамочка, мне страшно!
Уля резко оборачивается и видит рядом с собой взволнованного ребёнка, без промедлений обнимает, целует в лоб:
– Всё хорошо, милая, мама рядом!
Это у них не в первый раз, сразу понятно! Такое ощущение, что я застал интимный момент и не имею право на это смотреть. Прочищаю горло. Не для того, чтобы привлечь внимание Ули, просто нечем дышать. Но жена реагирует, впивается тяжёлым взглядом:
– Что происходит, Феликс?
– Ничего страшного, Уль! Злата пришла ко мне, потому что испугалась и не смогла тебя разбудить! Я сразу же привёл к тебе!
Несколько секунд на размышление, и я прям осязаю, что грозовая туча над моей головой рассеивается.
– Я не слышала… – в оправдание. – Вырубилась…
– Всё хорошо, Ангел! Поспите вместе! Если что, дверь ко мне всегда открыта…
После видимой натуги, Ульяна тихо роняет:
– Спасибо. – и отворачивается, занимаясь дочерью. Укрывает, взбивает ей подушку, гладит по волосам и прижимает к себе.
Проглатываю горечь, что постоянно подкатывает, когда чувствую себя в своей семье лишним, и вынужденно удаляюсь. Падаю на свою кровать, прокручиваю в памяти случившееся и подношу к глазам подрагивающие пальцы.
Чувствую странный грудной толчок и просыпаюсь. Блуждаю взглядом через туманную дымку, напрягаю извилины. В первое мгновение на загривке шевелятся волосы.
Потом постепенно доходит.
А потом бледнею до синевы.
Ругаю себя, что повелась на старые воспоминания и вживила в них себя нынешнюю. То, что вокруг неестественно. Я здесь ненадолго. Да, когда-то было моим, сейчас чужое и расслабляться нельзя.
Вот дура! Тебе какое дело?
Хватаю все глупые раздумья и кидаю в топку. Меня не касается. Только я и Злата.
Прислушиваюсь к посторонним звукам, распознаю отдалённое детское пение, местами звонкий смех. Всё хорошо с моей девочкой. Но не тороплюсь бежать к ней. Как мать недоделанная, сижу и царапину на стене разглядываю. Сама когда-то вазой шваркнула, так и не закрасил Феликс…
Сползаю с кровати, только сейчас замечаю, что и комплект белья мой. По акции ухватила, мужу хвасталась, что наконец-то гостевая будет уютно выглядеть, что разукрашу эти безжизненные цвета и вещи. Глазами пуляю на подоконник. Ваза тоже стоит. Шторы мои. Картина, декоративная подушка на кресле-качалке.
Подхожу к встроенному шкафу, открываю и роняю челюсть. Клянусь, это стопка с полотенцами ничуть не изменилась. В том же цветовом порядке, по размерам, как я и укладывала.
Задыхаюсь. Не пойму что чувствую. Одна часть меня голосит от восторга – он сохранил. Другая пугается до чёртиков – а зачем он сохранил?