Дикий барин в домашних условиях

Чем привлекателен для меня мой деревенский быт?

Тем, что я сам у себя за городом создаю культурное пространство.

Все полагали, что я окончательно рехнулся, когда увидели мою прошлогоднюю новинку – вкопанные на участке разномастные двери: простые, двойные, крашеные и вариант «сортирчик у дороги», на дорожках и совсем не на дорожках, а посреди виноградника моего жалкого. Все полагали, что Шемякин перетрудился, надорвался эдак, приветливо навернулся мозгом с библиотечной лесенки, дрейфанул безвозвратно в туманное безумие, поехал, отчалил, спрыгнул, беззаботно крякнул башкой.

И все были, конечно, правы во всех своих подозрениях.

Но.

Скажу прямо: наличие на участке хаотически расставленных дверей превращает жизнь неполнозубых обитателей моего приозёрного вертепа в непрекращающееся приключение. Они дверями хлопают они их запирают, они там с ними химичат как-то: эта зашла, тот вышел, они столпились, а те хихикают за запертой дверью.

Вкопайте на лужайке дверь – не прогадаете. Я, например, все двери на ночь закрываю. А утром нахожу две-три створки приоткрытыми. Смекаете, да?

Торчащая на газоне дверь начинает обрастать каким-то сразу воображаемым домом. Притащили коробки, смотрю. Потом одну коробку оттащили, но притащили доску. Сопят. Притащили одеяло. Накрылись головой вместе с коробками. Крики. Притащили, всклоченные, оттащенную было коробку. Накрылись с головой одеялом. Доска упала. Ор. Утащили доску.

Я всё это наблюдаю, экономно кроша луковку в дымящийся котелок для кормления. Думаю: как же хорошо работать строгим богом. Одна заповедь – и вон вся мировая литература вокруг накрутилась. Другая заповедь – и четыре индустрии рядом с ней, покосившейся, ишачат в четыре смены, перекрывая шумами крики всемирной литературы. Хорошо…

Выступление

«Отличительная черта моего посёлка: нищие всегда получают по заслугам! Всё в нашем посёлке кричит горделиво: „Дешёвкой не рождаются!“

В нашем посёлке почти всё напоминает кашу! Пища, небо, земля, мысли, разговоры, дороги и прочие чертоги и скотопитательные угодия! Всё каша! Всё каша кругом! Кроме ложек, которыми эту кашу рубают всякие горестные иконописные проходимцы! Я про правление наше, если кто сейчас не понял и вынул пальцы из носа.

Ведь что такое соседство в нашем поселковом понимании? Покер! Одни ворюги обирают за счет лицемерия других, менее толковых жуликов. И при этом все притворяются, что знают, как кого зовут! Улыбаются. Вон улыбается этот, как его… Гараж у него ещё на… Да, красная крыша! Улыбается! И тот, Штаны, тоже вон, смотрите, лыбится! Дружелюбен, а сам третьего дня чернозём в ведро сгребал с общественного цветника. В полчетвертого утра. Сам видел, да! Я катил случайно найденную на берегу бочку! Вот что я делал в полчетвёртого утра!»

Эта часть моего выступления на открытии памятника «Милосердие рубит топором Правосудие» вызвала наибольшие отклики среди собравшихся.

Две книги

Как следует называть улицу, на которой расположены скотобойни и участок для захоронения павшего от заразы скота?

Вопрос для моего посёлка не совсем праздный. Ведь если на улице работает уютная мясопромышленная хладоскотобоенка, то название для такой улицы нельзя брать с потолка. Прежнее название улицы, улица Светлая, меня, человека решительно апокалиптического склада, устраивать перестало.

В культурной столице подобную улицу назвали в XIX веке Альбуминная, например. Это и красиво, и прогресс, и здоровье, и склейка фанеры для аэропланов (альбумин для многого пригоден). Но времена теперь в посёлке моём такие, что про прогресс и гематоген лучше не заикаться на публике. Три златоверхих собора, мечеть, дом для сборищ каких-то протестантских чувашей, база отдыха «Сварог» частоколом заповедным ограждают нашу деревню от просвещения и семиклассного образования. Достраивается внешнее кольцо укреплений от бесов (летний лагерь «Язычки»). Про шарообразность Земли ещё шепчемся по ночам, согнувшись заговорщически у лампы, но хлеб привозят в посёлок только «православный» с «подворья», а в очереди не побазланишь про атомы.

– Я так думаю, судари мои, – весомо произнёс я среди собравшихся научных изуверов, – полагаю я, что как только запустят мясофабрику внутри нашего духовного рая, надо сразу учительницу вязать. По пылающим взорам вижу, что понят. Румата не прилетит в голубом вертолёте. Надо возглавлять мракобесие своими силами.

Чем нас не устраивает креационизм, господи? Что мы уперлись-то?! Суебесие свое тешим сим токмо… Видим же прекрасно, что естественный отбор у нас не действует, а искусственный отбор – он нам же прямая угроза, на него надежды мало! И главное, в чем выхваляемся, станичники?! Горделиво упорствуем в том, что три книги прочитал каждый. Хвастаемся этим. Не стыдно ли?! Перед детьми. Или кто там у нас, не понять уже… Три книги прочитали. И что теперь?! Да эти три книги возлежали с… с кем только не возлежали они до нас!