Дикий барин в домашних условиях

Две! Две книги! Две книги – это не стыдно, а в одну книгу не поверят. Две, значит. И на том надо стоять крепко, горб к горбу. Читали, мол, но не помним. По принуждению. Стихи духовного содержания знает кто? Я обеспечу смутные видения и явственные знаки. Головами потрясите… А если вразнобой? Вот вы сверху вниз, а вы двое вправо-влево… Хорошо. Потренируйтесь дома. Тоже в дело пойдёт.

Голоса надо доработать, интонации надо возвышать в конце предложения. Руки строго перед грудью, чинно. Мыла если пожевать, то пена. Это скоро будет нужно очень.

Господа, расходитесь по двое, идите не крадучись, а вроде как в полемике про преосуществление заблудились, но теперь стремите шаг к вечере. Осеним себя волшебным восьмиугольником…

Деньги за съеденное прошу вкладывать в кружку.

Председатель

Как и полагается лучшим людям нашего посёлка, мы изящные и зажиточные вольнодумцы. Парадоксальные владельцы и управители судеб. Холёные интеллектуалы с огромным стажем и почтительным пробегом.

Позавчера, например, лепили снежных баб из удачно выпавшего снега. Смех, распахнутые на мощных телах собольи полушубки, белоснежные зубы. Естественно, антиправительственные разговоры самого вольного содержания и преступного направления. Ветерок государственной измены, сигары, напитки на тяжёлых подносах в раболепных лакейских руках.

И тут к нам подходит мужичок. Собой поношен.

– Кто ты, мужичок? – спрашиваем. Сами смеёмся, у всех всё уложено по Лихтенштейну.

– Я ваш новый председатель, – отвечает мужичок.

– А старый где? – спрашиваем. Перстни наши на солнце так и играют.

– А старый где? – переспрашивает медленно мужичок. – А старый, считайте, умер… И я теперь разрешаю вам идти домой. А ещё можете покопаться в сарае прежнего, который умер, и набрать там себе картошечки, удобрений, проволока там есть – два мотка… А потом сразу чтоб порядок был и тишина.

Я медленно опустился на колени первым.

Диалоги с природой

Велел везти меня в загородное.

Обнаружил много интересного. Лично открыл новый вид одуванчиков. Озимые одуванчики. Которые умудрились под снегами октября как-то проклюнуться, окрепнуть, а теперь стоять пушистыми. Среди опавшей листвы.

Умилялся над таким одуванчиком и так, и эдак. Ворковал, глядя на его полуоблетевшую седую головку. Зря меня выпускают из лечебницы, судя по всему. И сопровождающие мои подумали: «Зря!» И природа моя загородная тоже что-то мыкнула про «зря».

К природе своей загородной я отношусь тяжело. Ревную её.

– Кто к тебе тут прибегал? – резко спрашиваю, неожиданно распахнув ворота.

– Никто! – врёт природа, шурша под моими сапогами, в которых я мечусь в поисках улик реальной измены.

– А заяц?! А прошлогодний заяц! – ору я, сотрясаясь. – Зайца забыла?!

– Он уж и сам позабыл про меня, – шепчет природа, неумело кидая мне в лицо труху. – Ох и горяч он был, конечно… Неопытен, но ловок! Такой заяц раз в жизни у приличной встречается. Один на миллион. Как вбежал, глаза туда-сюда – я просто обмерла… Я сама не поняла, как всё получилось…

Прерываю природу криком. Не выношу этих рассказов.

– Говорили, видели лису на участке, – берусь я за топор. – Она бегала тут и всячески всё нюхала, потом у соседей собачку пыталась утащить. Твоя идея, старая? Твоя?! К тебе скоро приличным и заходить будет зазорно. Ты опустилась! Что за крысиный выводок обнаружили у тебя недавно? Тут бывают дети, да что там дети, я сюда Никаноровну привожу! К крысам?! К крысам я, получается, её привожу, да?

– Это очень дружная и интеллигентная семья. Они из города сюда. Устали жить на Хлебной площади, условия жуткие… Сюда перебрались. Она – красавица, он – очень сдержанный, корректный такой. Чистенькие оба. Гнездо аккуратное – в твоем старом диване. Детки очень сообразительные. Гоняли недавно тут хомяка. Яблоки подобрали почти все. Кто подобрал все яблоки? Они!

Природа не может мне никак простить эти яблоки. Которые я считаю падалицей и не жру. А природа считает, что я холодный, что я равнодушный, что я к ней остыл и разлюбил, раз не бросаюсь на попадавшее и не жру это всё, давясь и всхлипывая от вкусноты. Раз под деревом жадно не обкусываю вокруг подгнившего – значит, всё, охладел!

– Молчи, – кричу, – неблагодарная! Скоро все сюда потянутся. Крысы, жабы, бомжи, бродячие существа всех видов и свойств. А чего ж нет, раз тут такая безотказная доброта?! Всех зови!

Топор так и пляшет в руке.

И так в диалоге с красотой про то, про сё весь день.

В сарае дровяном, кстати, живёт теперь крошечный сыч. Суровый.

Учительница

У меня по соседству живёт какая-то заслуженная учительница.

Она триста лет преподаёт что-то интересное в школе. Я с ней общаюсь.

Не надо спрашивать, зачем я это делаю. Я не знаю, что сказать в ответ. Своей бесхребетностью и мягкостью в отношении полузнакомых людей я искалечил больше судеб, чем средний американский маниак – душитель младенцев.