Дикий барин

2. Через чудо-дитя Елисавет я начал познавать мир. Сегодня выслушал в исполнении Генриховны песню, как выяснилось, певицы В. Брежневой. Генриховна сидела в компании своих замужних теток и пела с ними, выводя округло: «Любит? Не любит? Ма-моч-ка!»

Обратил внимание, что после теткиных свадеб Елизавета и тетки ее сравнялись в интеллекте и статусе мгновенно. Тетки, которые раньше ругали Лизу и упрекали ее в обжорстве и простодушии на предмет противоположного пола, теперь стали ей лучшими подружками. Поют вот вместе.

Потанцевал под песню. Я ведь уже хожу на танцы, и мне можно.

Тевтонка

Мечи, щиты и крепость стен

пред Божьим гневом гниль и тлен.

М. В. Ломоносов

Не помню, а я делился в рамках программы «Полезный ФБ» своим секретом? Ну, про айпэд и малютку Елисавет?

Повторю телеграфно, если что.

Я устал бороться с Елизаветой Генриховной по поводу времени ее скрючиваний с айпэдом на диване. Устал. Я не очень новый, у меня нервов не хватает.

А Генриховна – наполовину тевтонка. Ей мои тонконогие наскоки крымской татарвы не так чтобы уж очень смертельны. Она строится в каре, хладнокровно, под барабан с флейтой и в полном ордунгцвайколоннмарширт. Я беснуюсь, тряся на кляче ятаганом, Генриховна в нахлобученной на косицы крошечной треуголке твердо стоит на своем, глядя на меня серостью Балтики.

– А-А-А-А!!! – вот так кричу я. – А-А-А-А-А!!! Баркинда! Гу! Гу! Айпэд-шайтан!

– Хальтен зи ауф, – бросает сквозь зубы Елизавета Генриховна, топя упрямый подбородок в пыльном жабо, – ди татарен бальд лауфен, майне тапферен зольдатен… майне братюшки, не фыдай!

– Алла! Алла! – кровожадно беснуюсь я. – Илля ху!

– Feuer, feige bastarde! – рубит Генриховна. – Im namen Gottes, feuer, verdammt!..

Откатываюсь в панике.

Короче – Перекоп, Миних и выжженная степь. Педагог я скверный.

Но надоумлен я был провидением. Случилось прозрение.

Вместо того, чтобы отбирать айпэд, скандалить и запрещать, ограничивать по времени и прочие старческие гадости, я теперь сама либеральность и милота.

Сколько хочешь – столько и айпэдь, майне кляйне бубби Генриховна! Без ограничения по времени! Хочешь стуками – вот они, у тебя в кулачке.

Айпэд прикручен мной на реечках к стене. Он в рамке. Стой и играй сколько влезет.

Рано германец радовался, так скажу!

И только невидимая рука Ушинского ласкает воздух дома моего. Чего и всем желаю.

Дикий барин

Прибытие

«А девять чинов ангельских, а столько же архангельских, – сдобно пропело оповещение с зиккурата нашего железнодорожного вокзала, – вы прибыли на станцию Шамарра! Теперь мы побеспокоимся о вас. Пребывайте ж в мире!»

Неделю назад стоял я, сведенный пятью проводниками на перрон родного города, обнесенный по такому случаю курильницами с боевым ладаном. Шестому проводнику, зажавшему в осколках зубов палку эбенового дерева, в это время в тамбуре наспех ампутировали ногу. Он был неловок в обращении со мной и не успел отскочить, когда открывали клетку багажного, в которой я по пути ловко изображал миролюбие, жонглируя мисками и показывая, переваливаясь на соломе, «как девки воду носят».

Встречающие, подобранные из слепцов, взбугрив трудолюбные мышцы, потянули меня за мощные цепи к поджидавшему лакированному экипажу. Каждый шаг их по снегу, наспех присыпанному рубиновой крошкой, давался с трудом. Цепь, продетая у меня через кольцо в носу, морозно звенела. Через каждые пять шагов меня окатывали святой водой из ведра. От раскаленного пара першило в горле, даже рычать было тяжело. Сорок бешеных отчетчиков скороговоркой, в кружении посолонь, зачитывали выдержки из «Сказания отца нашего Агапия, зачем оставляют свои семьи, и дома, и жен, и детей, и следуют за соблазнами» («Сказания о чудесах». М., 1990. С. 21–27).

Сзади, понятное дело, поспешал духовой оркестр и ветеринарная служба со снаряженными духовыми ружьями. Как и полагается во время, не годное для сбора картофеля, присутствовало дикое количество смиренных обывателей, трепещущих от переполнения чувств, на которых я смотрел из-под своего шелкового цилиндра вполне отчетливо и многообещающе.

Несколько обывательниц, каковые встречаются в любой вокзальной толпе, как водится у нас, тут же от меня и понесли. О чем впоследствии, с дозволения цензуры, и писала уездная пресса. «Мы сначала скептически относились, а потом таблетки стали помогать…» – так начиналась, например, одна из статей. Надо будет, кстати говоря, вырезки сохранить. Подклеить в альбом. Будет над чем умилиться в пенсионном беспамятстве.

Всю неделю по приезде, облизывая кровавые когти, провел в коммерческом заведении, порученном моему строгому попечению. Начальник-оборотень – это ведь только спервоначалу кажется немного странным и даже пугающим. Потом люди привыкают. И, следовательно, надо искать новые пути стимулирования экзальтированной суеты, которые специалисты по организации процессов часто называют Духом Команды. Ну, ладно, что еще не Духом Комодо…