- Чтобы по моему королевству толпой шлялись чернокнижники? Да лучше сразу сдаться Иссиану. Как только мы выпустим этих уродов на свободу, они тут же обрушат страну в хаос, чем Империя и воспользуется.
- Или Танаир сохранит суверенитет и впервые за четыреста сорок лет в нашем королевстве перестанут литься реки крови.
Король всмотрелся в загорелое худое лицо. Лицо человека, когда-то казавшегося находкой для страны, способного принять на себя часть власти и распорядиться ей с умом, а в итоге захапавшего ее столько, сколько ни одному канцлеру и не снилось. В проницательные серые глаза, такие спокойные. Как же хочется ему врезать.
- Нет, Максимильен. Приводи какие угодно доводы, я сказал: «нет». Завтра мы с тобой разъезжаемся каждый своей дорогой, как и планировали, и более не беспокой меня с этим.
- Но, король…
- Вот именно! – рявкнул Иерам, врезав по столу так, что грохнула посуда. – Я король! Пока еще я, а не ты! И мое решение пока еще закон! И ты, верный слуга мой канцлер, не смеешь его оспаривать! А теперь пошел вон.
Максимильен де Лантор мгновение смотрел на короля все тем же спокойным взглядом. Поклонился и вышел.
;
Глава 15
Констанс страдала. Страдала мучительно, нестерпимо, терла и виски и кружила по комнате, словно запертый в клетке зверь. Констанс было нечего делать.
Исиф Шаоме, да не отсохнет его благочестивый язык от постоянных нравоучений, став первым советником Императрицы, привнес в ее жизнь много новшеств: цидамирские традиции, регулярное питание, сон больше трех часов и прочие бесполезные в правлении вещи. Было и еще одно новшество, главное, доселе Императрице неведомое. Оно называлось «выходной».
Вам нужно отдыхать, говорил Шаоме. Вы себя загубите, говорил Шаоме, однажды свалитесь посреди дворца, и никому не будет от этого никакой пользы. Вам нужно хоть иногда посвящать время себе. Запереться ото всех, принять ванну, почитать книгу. Книга закончилась, ванна давно остыла, Констанс плюхнулась на кровать и закинула ноги на спинку. Со стола призывно подмигивала стопка неразобранных доносов и очередная порция трактатов по демонологии. Она обещала Шаоме не заниматься делами, она и не будет. Предастся праздности и раздумьям о вечном.
В дверь робко постучали. Похоже, дела занялись ей сами. А раз так, выходной отменяется!
Констанс вскочила с кровати и почти бегом пронеслась к двери. На пороге мялся Норман, явно испуганный собственной дерзостью.
- Ваша Светлость, вы приказывали вас не беспокоить, но…
- Беспокой, - разрешила Лофт. – Меня все равно вечно что-то беспокоит, такова уж доля Императрицы. Надеюсь, ты не очередным стишком пришел поделиться?
- Ваша Светлость, к вам проситель. Утренний придурок, как вы их называете.
Шамор, только не это. Очередную битву между крестьянами за доски от останков деревенского сортира она не выдержит, лучше уж выходной.
- Утренний придурок перепутал утро с днем, пусть приходит послезавтра. Сегодня я не принимаю.
- Он не хочет уходить, Ваша Светлость. Валяется у ворот и воет. Мы могли бы вышвырнуть, но вы такое не любите.
Конечно, не любит. Один вышвырнутый потом визжит в трактирах о жестокости новой власти, как все десять, а то и одиннадцать. А новая власть вовсе не жестока. Она милосердна, благостна и демократична. Иногда, по крайней мере.
- Ладно, я к нему выйду. В крайнем случае, вышвырну сама. Быть вышвырнутым Императрицей – это честь!
Паренек и правда выл. Размазывал по лицу слезы, грязь и сопли и скулил что-то бессвязное. Констанс нехотя наклонилась к нему. Рыдающий крестьянин, какая гадость.
- Что случилось?
Утренний, а, точнее, полуденный придурок не отреагировал. Не бухнулся на колени с благоговением, не прошипел проклятие, не выдавил подобострастную улыбку, тщетно пытаясь скрыть в глазах ненависть. На присутствие Императрицы ему было абсолютно плевать.
Так завывать он может еще долго. Констанс произнесла заклинание, и просителя окатил поток ледяной воды. Не давать же ему пощечину, пачкать руки об эту сопливую рожу.
Придурок сел и посмотрел на нее. Слава Свету, осмысленно. И тут же скривил плаксивую гримасу, явно собираясь заскулить снова.
- В чем дело? Говори, или я прикажу тебя выпороть, - рявкнула Констанс.
Паренек нахмурился и вдруг бухнулся на колени. Похоже, до страдальца только сейчас дошло, с кем он разговаривает.
- Ваша Светлость. Милости прошу, Ваша Светлость!
- Я не оказываю милости тем, кто валяется на земле. Встань и говори, наконец, связно, Шамор тебя побери.
- Убили. Жену мою убили, Ваша Светлость. Убили и… - проситель шмыгнул носом. – И снасильничали. Вчетвером.
Констанс закатила глаза и выругалась сквозь зубы. Только этого ей не хватало. Великая армия, постепенно превращающаяся в банду насильников и мародеров, как обычно и бывает со всеми великими армиями. Тут не закроешь глаза, как на воровство из казны или что-нибудь столь же безобидное. Придется делать то, что она не любит - кого-то казнить. Воистину, это даже хуже, чем выходной.
***