Дикий цветок

Но все это было лишь фантазией. Желание богатеть и приумножать достаток Сомерсета оказалось сильнее. Закончив строительство пристани на реке, Сайлас снова принялся экономить, но потом кузнец из Иллинойса по имени Джон Дир изобрел и пустил в массовое производство стальной плуг особой конструкции, который легко пашет вязкую почву без образования больших комьев. Сайлас уступил искушению и купил несколько плугов для своей плантации. Запряженный одной лошадью плуг экономил ему деньги и время. Стальные лезвия нарезали любую почву бороздами. Погода на это дело не влияла. Новые плуги были значительно лучше деревянных сох, которыми крестьяне пользовались в течение столетий. Прежде ему приходилось ждать несколько дней, чтобы вязкая почва просохла, или, если грунт оказывался, напротив, пересушенным, задействовать трех человек и несколько сильных лошадей на один деревянный плуг.

Время от времени Сайлас прислушивался и к другим песням сирен, то и дело идя у них на поводу. В течение десяти лет, пока он находился в должниках у Карсона, его отложенные про запас деньги постепенно таяли. Джессика понятия не имела о намерении мужа расплатиться с ее отцом. Пусть уж это останется его секретом, который Сайлас унесет с собой в могилу. Наблюдая за тем, как документ истлевает, превращаясь в пепел, на фаянсовом блюдце, мужчина чувствовал, как стыд жжет его сердце едкой кислотой.

Настроения не улучшили ему и рассуждения тестя, непринужденно размахивающего рукой с зажатой в ней сигарой, по поводу его шестикомнатного бревенчатого дома:

– Все это, конечно же, замечательно, Сайлас, но пришло время моей дочери жить в хорошем доме. Как я и обещал, деньги на это переведены на твой банковский счет. А еще я пришлю к тебе хорошего архитектора.

Юнис, сидя подле дочери, гладила ее по руке.

– Ты ведь хочешь жить в большом новом доме, дорогая? В собственном доме?

Взгляд ее выдавал то же огорчение, которое появилось на ее лице, когда женщина впервые за десять лет увиделась с собственной дочерью.

– Боже мой… Годы обошлись с тобой нечестно, – промолвила она тогда, стараясь скрыть свое замешательство при виде исхудавшей Джессики в простом платье фермерской жены.

Рыжие волосы дочери были собраны в пучок сзади и выбивались из-под шляпки.

– Спасибо, мама, – ответила ей Джессика, приехавшая на станцию встречать дилижанс, на котором прибыли Виндхемы.

Молодая женщина собиралась встречать родителей в одном из недавно сшитых для нее Типпи модных платьев с колоколообразной юбкой и низкой талией, но швы узких рукавов сдавливали ей кожу, поэтому Джессика предпочла одеться в повседневное платье из домотканой материи.

– В собственном доме? – повторила за матерью Джессика.

– Ну ты же Виндхем, – произнесла Юнис, взглянула на Сайласа и, поняв, что допустила бестактность, поспешно добавила: – жена одного из самых выдающихся плантаторов недавно провозглашенного государства Техас.

Сайлас попыхивал сигариллой, чувствуя себя неловко из‑за того, что разговор происходит в присутствии Томаса. Было бы стыдно, если бы его сын узнал, что Сомерсет и господский дом появились на свет благодаря деньгам не отца, а деда. Томасу исполнилось девять лет, мальчик рос любознательным, смышленым и уже умел распознать, когда взрослые что-то от него скрывают.

– А что такое контракт? – спросил Томас, когда Карсон, упомянув о документе, вытащил бумагу из кармана сюртука.

– Подписанное соглашение, – ответил дед. – Мы его заключили с твоим отцом.

– А о чем вы договорились?

– Пусть лучше твой папа тебе расскажет, если захочет, – ответил Карсон, самодовольно улыбаясь Сайласу.

– Это наши с твоим дедом дела, Томас, – отрезал Сайлас. – Сходи-ка лучше к Джасперу. Посмотри на новорожденного жеребенка.

– К Джасперу! – воскликнул Карсон. – Джессика! Это ведь тот худой чернокожий парнишка, которого я отпустил с тобой?

– Да, папа, – сжав зубы, произнесла его дочь.

Она напряженно вслушивалась в обмен репликами между отцом и мужем. Сайлас не сомневался, что Джессика сердится, причем на них обоих.

– Я не знаю, что бы мы без него делали. Джасперу сейчас двадцать пять лет. Он женат и имеет уже нескольких детей. Одна из его дочерей – вообще прелесть. Ее зовут Петунией.

Карсон слегка приподнял бровь и взглянул на свою жену. Всем своим видом он как бы говорил: и в двадцать восемь лет она такая же, как и прежде. Одним взмахом сигары он пресек разговор о рабе и его потомстве.

– Пусть Томас останется, – вразрез с мнением зятя предложил Карсон. – Его бабушка и я слишком мало видим внука.

– Папа! Можно я останусь? – попросил Томас.

– Ступай к хлеву, сынок. Я скоро подойду, только поговорю немного с твоим дедушкой и бабушкой.

Сайлас окинул своего тестя взглядом, в котором читалось: «Будь я проклят, если позволю унижать себя на глазах у сына!»

Мужчина удивился, услышав, как Джессика произнесла:

– Я хочу, чтобы дом построили в городе рядом с Дюмонами и Уориками.

Потрясенный, Сайлас вынул сигариллу из уголка рта.

– Не в Сомерсете?

– Нет, я хочу дом в Хоубаткере, на Хьюстон-авеню, на той же улице, на которой живут наши друзья.